к оглавлению
назад < ^ > впередКонстантин Гордеевич
МАКСИМОВ
Максимов К. Г. (1894—1939), участник борьбы
за Советскую власть в Москве.
Член КПСС с 1915 г . Родился в крестьянской семье
в Курской губернии.
Школу революционной борьбы прошел в Самаре.
За подпольную работу приговорен царским судом
к длительному тюремному заключению.
После Февральской революции —
член МК РСДРП(б) и Моссовета. Делегат
7-й (Апрельской) Всероссийской конференции.
В Октябрьские дни — начальник разведки
Красной гвардии, затем заведующий продотделом
и член Президиума Моссовета.
Участник гражданской войны.
С 1920 г .— на ответственной хозяйственной
и партийной работе.
Во главе разведки 1
...1 марта 1917 года отряды рабочих и революционных солдат Самары арестовали полицейских и жандармов и освободили из тюрем политических заключенных. Так оказался на свободе и Константин Максимов.
...Первое партийное задание в Москве — помочь организации профессионального союза деревообделочников. Опыт, приобретенный в Самаре, помог Максимову. Он пошел в районы. Уже активно действовали Сокольнический, Пресненский, Замоскворецкий, Лефортовский... Встретили его хорошо. Направили по нужным адресам.
Составив список деревообделочных предприятий, Константин Гордеевич стал обходить их. Столяры, плотники, краснодеревщики, с которыми ему приходилось беседовать о союзе, о текущем моменте, были такими же работящими и отзывчивыми, как и в Самаре.
Московский комитет партии требовал от профсоюзных вожаков быстрейшего проведения в жизнь главной задачи дня — организации единых профсоюзов на предприятиях.
— Цеховщина тормозит профсоюзную работу, вредит ей,— говорил Максимов в Московском комитете партии.— Судите сами, на многих заводах еще существуют отдельно, сами по себе, мелкие союзы кочегаров, литейщиков, электриков, даже отопленцев... и тому подобное.
— Все это нам известно и понятно, товарищи,— сказала Р. С. Землячка.— Я знаю, что на заводе «Поставщик» одиннадцать таких союзов. Райкомы дадут вам в помощь опытных товарищей. Надо действовать энергичнее. Есть же решение, принятое 3 марта Московским комитетом, строить профсоюзы по производственному принципу.
Дни и долгие весенние вечера пропадал Максимов в деревообделочных мастерских. Порой забирался на такую окраину, куда и трамваи не ходили. Столяры, плотники, краснодеревщики с трудом шли на ломку привычного уклада. Большинство из них были малограмотны, а чаще просто неграмотны.
Союз деревообделочников выдвинул члена своего президиума К. Г. Максимова депутатом в Московский Совет рабочих депутатов.
Впервые по-настоящему Максимов понял, что Советы депутатов трудящихся — большая революционная сила и власть, 18 марта, на пленуме Московского Совета. Большевики, дружно поддержанные рабочими депутатами, одержали верх над эсеро-меньшевистским большинством при голосовании по вопросу о введении 8-часового рабочего дня на предприятиях города.
В Большом зале Политехнического музея творилось что-то невообразимое. Большевик П. Владимиров, отметив, что Совет отстает от жизни, что вслед за Петроградом рабочие Москвы вводят 8-часовой рабочий день явочным порядком, внес предложение принять решение о введении 8-часового рабочего дня в Москве с 20 марта, не дожидаясь на этот счет никаких санкций со стороны правительства. Какой-то «демократ» меньшевистско-эсеровского толка кричал, что от такого решения «выигрывают только злейшие враги — Вильгельм и его армия».
Председательствующий меньшевик Хинчук охрипшим голосом предлагал признать «недопустимым сепаратное выступление за 8-часовой рабочий день».
Максимов не выдержал. Он встал с места.
— Хорошенькое себе «сепаратное решение», когда за него голосуют сотни московских заводов, тысячи рабочих,— Максимов переждал шум и выкрики «демократов».— Я только что пришел с митинга паровозников мастерской Московско-Казанской железной дороги. Там собралось до полутора тысяч человек. Они единогласно проголосовали за немедленное введение 8-часового рабочего дня. Пора меньшевикам и эсерам понять, что это требование рабочих масс.
Говорил Максимов твердо и уверенно, потому что сам участвовал на многих собраниях и митингах на крупных заводах и в небольших мастерских. Знал настроение фабрично-заводских профсоюзных комитетов Пресни, Рогожско-Симоновского и Городского районов...
Большевистская фракция одержала победу. Пленум принял решение: требовать от Временного правительства декрета о 8-часовом рабочем дне. В этом постановлении пленума Моссовета был очень важный пункт: «Существующий размер заработка при введении 8-часового рабочего дня не может быть изменен».
...3—4 (16—17) апреля состоялась первая Московская общегородская партийная конференция, проведенная в легальных условиях. Большой зал Политехнического музея заполнили около 400 делегатов, из них 258 — с решающим голосом. Они представляли более 6 тысяч членов партии. Кроме делегатов на конференции присутствовало много гостей. На конференции Максимов познакомился со многими старыми партийными работниками Москвы.
Конференция наметила направление борьбы за дальнейшее углубление и расширение завоеваний революции. Два дня ее работы были отмечены полным единодушием большевиков, их крепкой спайкой и деловитостью.
Конференция избрала Московский комитет. Среди его членов был Константин Гордеевич Максимов.
Вечером после закрытия конференции вместе с другими делегатами он пришел на Театральную площадь. Их ждали рабочие и солдаты. В память ленских событий в апреле 1912 года поплыла над городом спокойно и величаво песня революции и борьбы — «Вы жертвою пали...». С непокрытыми головами стояли большевики — плотно, плечом к плечу.
...Газета московских большевиков «Социал-демократ» пользовалась большой популярностью у рабочих. Редакция газеты помещалась в Капцовском училище. В двух небольших комнатках ютились сама редакция, издательство и экспедиция.
Все, кто приходил в Московский комитет партии, непременно заглядывали в редакцию. Ее возглавлял ветеран партии, талантливый публицист, историк и литературный критик Михаил Степанович Ольминский. Почти каждый вечер, еще не остыв от очередного митинга или собрания, заглядывал в редакцию Максимов.
— Михаил Степанович, рабочие обижаются на то, что газета выходит маленьким тиражом и маленьким форматом...
— Эх, Константин Гордеевич, если бы вы знали, какие трудности мы испытываем с бумагой, как тяжело с полиграфической базой. Даже типографию Левинсона в Трехпрудном переулке, где мы печатаемся, Московский комитет захватил буквально силой. Хозяева до сих пор ищут способ выдворить нас оттуда. Ну да ладно, это дело неновое. Вы лучше расскажите, что сегодня происходит на заводах, может быть, что-нибудь для газеты пригодится.
14 апреля Максимов положил на стол редактору две странички, написанные от руки.
— У меня срочный материал!
— Невозможно, Константин Гордеевич, номер уже сверстан. Вы же знаете, что девятого и одиннадцатого мы не выходили из-за отсутствия бумаги.
— Об этом и идет речь, Михаил Степанович. Я к вам прямо с расширенного заседания союза деревообделочников. Рабочие-ораторы там прямо говорили о том, что буржуи зажимают большевистскую газету. Мне пришлось выступить и рассказать, в какой обстановке работает редакция, что бумагу вам приходится добывать с превеликим трудом. Меня внимательно выслушали и тут же попросили записать резолюцию и «напечатать рабочую точку зрения в рабочей газете». Так что именно завтра деревообделочники надеются прочитать свое решение в газете.
М. С. Ольминский стал читать:
— «Выяснилось, что уважаемая рабочая газета «Социал-демократ» не выходила два дня из-за отсутствия бумаги и может оказаться в таком положении, если рабочие не постараются всеми силами поддержать ее существование».— Тут Ольминский поднял голову и посмотрел на Максимова: — Хорошо сказано — всеми силами.— И продолжал читать: — «По докладу товарища Максимова принята резолюция: требовать через Совет рабочих депутатов реквизировать весь запас бумаги, где таковой окажется, уничтожения контрактов, заключенных между буржуазной прессой и бумажными фирмами, и третье — установить строгий контроль над равномерным распределением бумаги между буржуазной и социалистической печатью»,— закончил читать Ольминский и поднял голову: — Это кто же так жирно подчеркнул последний абзац?
— Члены Президиума. Они решили, что так будет покрепче!— ответил Константин Гордеевич.
На другой день газета вышла с категорической резолюцией деревообделочников...
...Областная Московская конференция закончилась 22 апреля, и в тот же день делегация москвичей выехала в Петроград на 7-ю Всероссийскую конференцию РСДРП(б).
Сутки, проведенные Максимовым в поезде среди делегатов конференции, стали для него настоящим праздником. (Он был самым молодым по летам: только в июне ему предстояло отметить свое 23-летие — и по партийному стажу.) Все они давно знали друг друга и, пользуясь свободным временем, восстанавливали в своей памяти и памяти друзей про шедшие годы. Почти все не избежали тюрьмы и ссылки. Было что рассказать и вспомнить, благо время позволяло.
Конференция открылась 24 апреля. Накануне москвичи побывали на предварительном совещании делегатов в ЦК, размещавшемся в те дни в особняке Кшесинской. Собралось более ста делегатов, представляющих Сибирь, Юг, центральные области, Поволжье, Урал, Западный край, Прибалтийский край, фронт.
Пока не началось совещание, Максимов обошел все здание. Очень ему понравился главный зал. Весь в зелени и знаменах. На одном из знамен он прочитал: «Броневики на страже свободы». Его принесли сюда солдаты броневого дивизиона. На другом: «Павшим борцам за свободу 1905—1917 гг.»— от Выборгского районного комитета РСДРП. Делегаты собирались и большими группами, и по двое, по трое. Повсюду говорили о ноте Милюкова, в которой тот заверял «союзников» о «всенародном стремлении довести мировую войну до решительной победы». Всем уже было известно, что Ленин и ЦК РСДРП(б) заклеймили империалистический характер всей политики Временного правительства. Мощная стотысячная демонстрация солдат и рабочих Питера 21 апреля положила начало апрельскому кризису 1917 года, который привел к отставке министра иностранных дел Милюкова, военного министра Гучкова. Образовалось коалиционное Временное правительство.
После совещаний объявили, что конференция откроется в 2 часа дня на Петроградской стороне, в здании Высших женских курсов. Пробираясь по проходу к своей делегации, Максимов неожиданно столкнулся с В. В. Куйбышевым, представлявшим на конференции Самарскую организацию. Они радостно обнялись, условившись встретиться, когда станет посвободнее со временем. Однако конференция работала напряженно, требовала от каждого делегата полной отдачи. За шесть дней им так и не удалось поговорить по душам...
Максимов был потрясен ленинской способностью остро ставить вопросы, его моментальной реакцией на каждое интересное выступление, его идейной вооруженностью, его несокрушимой аргументацией.
Апрельская конференция стала для Максимова настоящей политической школой. Он видел Ленина, слушал и учился его терпеливости к тем, кто ошибался по незнанию или непониманию, и непримиримости к людям, стремящимся под прикрытием революционных лозунгов свернуть партию со взятого ею курса на социалистическую революцию.
Работать, работать и работать... С таким настроением вернулся Максимов в Москву.
Эта первая для него московская весна запомнилась на всю жизнь. Много было потом других весен, но эта была особенной — по насыщенности событиями, по накалу работы, по духу товарищества и чувству локтя, которые он постоянно ощущал. И еще потому, что он стал своим человеком в этом большом городе.
...Одним из острых вопросов текущего момента был вопрос о рабочем контроле над производством. Хозяева фабрик и заводов злостно тормозили выпуск необходимой для населения продукции, а кое-где пытались вообще закрыть предприятия под видом нехватки сырья. В своих действиях московские большевики руководствовались ленинской резолюцией «Об экономических мерах борьбы с разрухой», опубликованной в «Правде».
На предприятиях города рабочий контроль принял массовый характер. Максимов участвовал в профсоюзных конференциях Басманного и Бутырского районов. «Не допускать свертывания производства, продолжать выпуск изделий,— говорили рабочие,— а там, где заводчики пытаются противодействовать этому,— принимать немедленные революционные меры».
Моссоветчикам (так звали Максимова и его товарищей в МК) пришлось сражаться по этому вопросу на Исполкоме с меньшевистско-эсеровскими крикунами, которые предложили заменить рабочий контроль так называемым государственным контролем. По их мнению, госконтролерами, оказывается, должны стать... сами заводчики или их уполномоченные. Деятели соглашательского блока не ограничивали свою «агитацию» заседаниями Моссовета, они использовали для выступлений профсоюзные фабрично-заводские собрания, митинги в цехах и «доказывали», что «захват» предприятий «дезорганизует» производство...
Пролетарские массы шли за большевиками. Даже деревообделочники, которые в первые месяцы с трудом разбирались в роли и значении профсоюзов, теперь усилиями Максимова и других профсоюзных организаторов объединенные в единый союз, тоже не отставали от передовых предприятий. Константин Гордеевич с радостью докладывал на одном из заседаний МК о том, что в большинстве столярных мастерских установлен строгий рабочий контроль. Многие уже переключились с изготовления снарядных ящиков на мирную продукцию — делают столы, стулья, табуреты, что крайне требуется в доме каждого рабочего человека.
В июне Максимов снова был в Петрограде. Теперь уже как делегат I Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов. Он стал свидетелем того, как 4 июля под сводами актового зала Первого кадетского корпуса, когда лидер меньшевиков Церетели настойчиво разъяснял делегатам, что в России в настоящий момент нет такой партии, которая могла бы взять власть в свои руки и занять место Временного правительства, с кресел, где сидели делегаты-большевики, раздалось:
— Есть такая партия!
Ленин шел к трибуне. Зал шумел, как потревоженный улей. Делегаты вставали с мест, чтобы увидеть человека, сказавшего: «Есть такая партия!»
Неизведанное доныне чувство окрыленности и гордости охватило Константина. Большевистская партия, в которой он состоит, готова принять на свои плечи всю полноту власти на разоренной войной и разрухой исстрадавшейся русской земле.
Максимов присутствовал на всех заседаниях. Внимательно слушал всех без исключения, потому что прекрасно понимал: ему надо набираться опыта. Мало просто знать противника, надо видеть его в лицо, узнать не только, что он говорит, но и что думает...
...Когда близко к полуночи Максимов перебежал Тверскую — из «Дрездена» в Моссовет, чтобы успеть на совещание ^партийной фракции, ...все уже были в сборе. Он сел на привычное место у окна, разглядывая товарищей, которых давно не видел. О новостях решил разузнать после. А началось совещание несколько необычно. Секретарь большевистской фракции Исполкома Полина Виноградская по поручению товарищей поздравила Максимова с его 23-летием (он совсем забыл о своем дне рождения!) и вручила ему два томика «Войны и мира» Толстого (он и в Москве прослыл книголюбом), осьмушку чая и полфунта воблы. Именинник так смутился неожиданному товарищескому вниманию, растерялся, что даже не нашел слов благодарности. Только встал и молча поклонился. Полина Виноградская и другие женщины — работницы секретариата на первых порах опекали его — самого молодого моссоветчика. Кроме того, и Виноградская, и Додонова, и Бричкина были москвичками и считали своим долгом помогать самарцу.
Бричкина, любящая порядок во всех делах, посмотрела на часы и сказала:
— Самое время, 12 часов ночи. Начинается новый день. в который наш Константин Гордеевич стал на год старше.
Все рассмеялись и перешли к делам.
...Столкновения между большевистской фракцией Совета и меньшевистско-эсеровским блоком с каждым днем становились все непримиримее. Каждое заседание превращалось в столкновение полярных точек зрения по всем обсуждаемым вопросам: о передаче власти Советам, о рабочем контроле над производством, о правилах перевыборов депутатов в Московский и районные Советы. Максимов считал своим долгом выступать на каждом из таких заседаний. Его спокойный голос не могли заглушить никакие выкрики с места.
Он спокойно пережидал «крикуна» и продолжал говорить именно с того места, на котором его прервали.
Слова его были кратки и выразительны. Он всегда говорил то, что хотел сказать, и ничего больше.
Это о таких, как Максимов, говорил на VI съезде партии В. Подбельский: «Работа лежит на плечах молодых работников, главным образом рабочих».
Ленинский лозунг о том, что теперь взять власть в свои руки рабочий класс сможет только путем вооруженного восстания, был главным на VI съезде. В его решении записано: нацелить партию на вооруженное восстание для завоевания диктатуры пролетариата. Съезд обратился с призывом «Ко всем трудящимся, ко всем рабочим, солдатам и крестьянам России» готовиться к решительной схватке с буржуазией под знаменем большевистской партии.
Растущее влияние Ленина и большевиков вызывало озлобление Временного правительства. По всему чувствовалось, что оно накапливает силы для удара по авангарду пролетариата РСДРП(б). Сначала задушить революционный накал народа голодом — лишить рабочих даже скудного куска хлеба, а уж затем военная диктатура установит «законный порядок». Для координации сил Временное правительство созвало в Москве, по их мнению, более спокойной, чем Петроград, московское совещание представителей всех имущих классов населения. Открытие «собора» планировалось на 12 августа.
Центральный Комитет партии большевиков предложил Московскому комитету провести однодневную стачку протеста против заговора буржуазии. Решение ЦК РСДРП(б) о «московском совещании» было доведено до каждого коммуниста, до самой широкой массы рабочих...
12 августа свыше 400 тысяч рабочих Москвы не вышло на работу. Жизнь в городе, который российская контрреволюция решила превратить в свой опорный пункт, чтобы отсюда начать наступление на революцию, замерла.
Утром, когда Максимов вышел из здания Моссовета, он не узнал Москвы. В городе стояла тишина. Трамваи не ходили. Не слышно было привычного кучерского окрика: «Поди, поди!»
Когда Максимов пришел с Театральной площади в Московский комитет, там уже собрались почти все его члены. Царила радостная и взволнованная обстановка.
— Вы, товарищи, как на празднике побывали,— сказал В. М. Лихачев.— Даже наш Максимов и тот улыбается.
Да и что было говорить?! Революционная Москва показала свое единство и сплоченность.
...Историческое утро 25 октября 1917 года застало Максимова в здании Московского Совета. Большевистская фракция Исполкома собралась в крошечной комнате на третьем, получердачном этаже, чтобы обсудить вопрос о вооруженном восстании в Москве, о предложенном МК плане организации власти. От имени бюро фракции заседание открывает П. Г. Смидович. Затем один за другим берут слово депутаты. И вот очередь дошла до Максимова. Он краток:
— Грозный час вооруженного восстания уже наступил. Контрреволюция первая начала гражданскую войну, разгромив Совет в Калуге. Необходимо дать достойный ответ. Наш Московский Совет под угрозой. Ждать нельзя. Теперь промедление опасно. Необходимо выступить, и немедленно...
...Обстановка в Москве с каждым часом становилась напряженнее. Максимов, как и другие члены Исполкома рабочего Совета, связывался по телефону с районными Советами, диктовал:
— «Борьба за власть в Петрограде началась. Правительство сопротивляется. Город в руках революционного Центра.
Московским Советом принимаются соответствующие меры.
Немедленно на местах поставить на ноги весь боевой аппарат. Без директив из Центра никаких действий не предпринимать. Восстановить дежурство круглые сутки членов Исполнительного комитета.
Созвать пленарное собрание Советов по возможности быстро, в крайности завтра, 26 октября...»
...Военно-революционный комитет разместился в Моссовете в большой угловой комнате на втором этаже, с окнами на Тверскую улицу и Чернышевский переулок. Рядом предоставили комнату оперативному штабу во главе с А. Я. Аросевым, затем следовали комнаты связи с районами, информации, помещения для раздачи оружия, караульной команды, хозяйственно-продовольственной части. Бюро разведки, руководимой Максимовым, выделили комнату № 33. До сна ли было ему, когда на подбор помощников, на организацию работы бюро отвели только сутки...
Начальник разведки Константин Максимов, его помощники в штабе и в районных ВРК в первые же сутки своей работы могли доложить:
«Противник готов к прямым военным действиям. Им выпущены десятки распоряжений и приказов, запрещающих подчиняться ВРК. Отряды юнкеров открыто передвигаются в центре — получается, что юнкерские и казачьи подразделения окружают Кремль.
В Кремле, как известно, находится Арсенал под охраной красного 56-го полка. Городская дума, «Метрополь», Манеж и дома вокруг него превращены в пулеметные юнкерские точки. Противник укрепляется в районе Никитских ворот. Оттуда — прямой и короткий путь на Кремль. 5-я школа прапорщиков окапывается на Смоленской площади. Алексеевское военное училище в Лефортове и другие военные школы находятся на военном положении. Разведка получила сообщение от надежных людей, работающих в штабе полковника Рябцева: «Полковник совместно с городским головой Рудневым запросили помощи с фронта».
Чем больше у Максимова накапливалось данных разведки, тем яснее становилось штабу ВРК, что противник маневрирует и готовится к решающему броску...
26 октября полковник Рябцев предложил ВРК начать переговоры «о способах ликвидации происшествия».
Девятью голосами против пяти на срочном заседании Боевого партийного центра и большевистской части Военно-революционного комитета было решено: переговоры начать. Максимов был среди тех пяти, которые не верили в мирный исход переговоров, возражали против «передышки для организации сил». Такая передышка, по их мнению, была выгодна не революционным силам, начавшим гражданскую войну, а противнику...
26 октября, в 7 часов вечера, в здании Моссовета состоялось расширенное заседание ВРК и его штаба с представителями районов. Член Центрального штаба А. С. Ведерников информировал собравшихся о положении в городе, потом обсудили общий план действий революционных сил.
Максимов доложил ВРК о первых шагах бюро разведки:
— Сегодня было заседание представителей всех районных Советов рабочих депутатов, где я сделал заявление, что в разведку нужно хотя бы по два от района дельных товарища в полное распоряжение разведки для установления тесного контакта между нами и теми. Кроме того, предложил немедленно готовить рабочих, а особенно солдат, чтобы стянуть все силы на помощь Советам.
Общее решение ВРК: немедленно приступить к работе.
К середине дня 27 октября Максимов уже располагал сообщениями трех разведчиков:
«Юнкера приехали на Арбат на грузовике. Оружие раздавали студентам и штатским. Студенты и штатские отправились к Кремлю под командой юнкеров. Оцепили Кремль и заняли Троицкий мост. Пропусков никаких. Просят расходиться. Говорят, начинаем действовать!»
«Телефоны по окружности Александровского училища соединены с Алексеевским училищем».
«Всюду патрули, студентов. Оружие выдают из Александровского училища. В их распоряжении грузовик и легковые автомобили. Во главе их находятся казаки».
— Нас окружают,— сказал член штаба Военно-революционного комитета Аросев,— подбираются к Московскому Совету и Московскому комитету.
...К раннему утру 28 октября энергичными мерами членов ВРК была укреплена охрана МК партии и Моссовета. Прибывшие солдаты 1-го телеграфно-прожекторного полка привезли с собой несколько ящиков патронов и занялись установкой прожекторов на крыше Совета.
К этому времени вражеское кольцо почти сомкнулось вокруг Скобелевской площади. Ход был один — через Страстную. Держать связь с районами час от часу становилось все затруднительнее. Члены Военно-революционного комитета и Боевого партийного центра Московского комитета разошлись по районам. В Моссовете остались оперативная группа и отдел разведки.
...Есть люди, удивительным свойством которых является умение быть всегда и везде на своем месте. Максимов никогда не служил в армии, потому что в тот год, когда его должны были призвать по возрасту, он был заключен в тюрьму. В дни октябрьских боев, назначенный начальником бюро разведки Центрального штаба МВРК, он выполнял свои обязанности с точностью военного.
Двинцы-разведчики считали Максимова кадровым — так точны w . кратки были его приказания. Сам он верил в своих помощников, считал: если надо, они и «в игольное ушко проскочат». Краткими и точными были его устные и письменные доклады штабу ВРК:
«По бульварам от Страстного до Трубной наши патрули... В «Эрмитаже» засада юнкеров. Мясницкая и несколько домов за почтамтом заняты нами. Юнкера роют окопы, штаб их в здании телефонной станции... Здесь проволочные заграждения, была перестрелка между почтамтом и телефонной станцией...»
Сам Максимов постоянно бывал на решающе-острых участках и был в курсе расположения частей противника.
На одном заседании ВРК он резко поставил вопрос о том, что некоторые красногвардейские патрули, занимая казенные здания, там, где засели юнкера, часто наносят ущерб тем ценностям, которые в них находятся. Они считают их «буржуазными», забывая, что все это скоро перейдет к народу. Сохранился даже документ (записка на клочке бумаги), в котором Максимов писал: «Наши товарищи очень скверно обращаются с помещениями, которые занимают. Нужно им сообщить об этом и принять меры к охране помещений».
Все коротенькие и длинные донесения разведчиков Максимов прочитывал, сортировал, делал общую обзорную оперативную сводку и докладывал в штабе. Чаще всего донесения были устными и доклады тоже. Писать не оставалось времени.
...Наступил четвертый день октябрьских вооруженных боев.
Каким же он был, этот день 29 октября? Посмотрим на него глазами начальника бюро разведки Константина Гордеевича Максимова, прочитаем боевые донесения разведчиков только за этот день. Оставим без изменения и стиль, и пунктуацию, ибо писались донесения на клочках бумаги под ружейным и пулеметным огнем, но в них присутствует главное: дух и накал боев.
10 часов утра. Николаевский вокзал. «По сообщению комиссара вокзала, высадилось 100 человек солдат и офицеров и ожидается прибытие еще. Эти 100 человек арестовали наших десять человек и повели с собой, и повезли на Бутырки, а высаживались с Петровско-Разумовского».
11 часов утра. «Тверская улица, Леонтьевский переулок, Мал. Чернышевский пер., туда к Никитской везде их патруль сильный, делает перебежку. Камергерский до Никитской наш, Газетный с Тверской наш патруль, у Никитской их, середина пустая, у них там есть баррикады. В Леонтьевском, № 4, на крыше один пулемет. Это у Никитской».
13 часов 30 минут. «На Никитской ул. против Чернышевского переулка есть немецкая кирка, где находится штаб юнкеров; они стреляют из ружей, строят баррикады. У нас есть пулемет в белом шестиэтажном доме. Солдаты просят туда направить артиллерию».
«По Тверской к Охотному ряду очень мало постов, на многих переулках нет; несмотря на то, что до самого Охотного ряда все очищено от юнкеров. На Большой Дмитровке посты есть удовлетворительные. На Петровке только один пост три человека. У Большого театра, Неглинной ни одного поста. Ввиду того, что две улицы и переулки, рядом лежащие, не заняты, мы не решились втроем идти на Лубянскую площадь, так как считали эту рискованность глупой».
«Наши заняли всю Тверскую до Иверской, и в них стреляют и есть убитые; нужно подкрепление немедленно».
12 часов 5 минут. «Большой Бронной дошли до Малой Бронной, пошли по Малой Бронной, где стоит угол Тверского бульвара, аптека. Там находятся наши, их обстреливают из Никитского бульвара, из переулка, рядом лежащего, и, когда наши делают перебежку в аптеку из Малой Бронной, то всегда много раненых и убитых. Прапорщик просит прислать бомбометы, подкрепление 80 чел., мотоциклеты или телефонную связь. Просят тут же дать ответ, чтобы они знали, дадут ли им, что они просили, или нет. Просим присылать команду со старшим и полную, т. е. сколько выедет от нас, столько и должно пройти».
«В конце Леонтьевского переулка и Никитской у юнкеров стоят три пулемета, которые обстреливают Никитскую пло щадь. Наши думают занять половину Никитской площади, и для этого им требуется подкрепление человек 20 товарищей; если же не дадут, то занять нет надежды, но все-таки занимать начнут».
«Из Рождественного монастыря идут револьверные выстрелы по патрулям. Сретенский пер., до выхода в Милютинский, дом Милютина, с 3-го этажа, с углового окна, были выстрелы, произведенные юнкерами, и они с пулеметами. Угол Сретенки и Сергиевского пер. нет совсем караула, угол Неглинного и Петровки тоже, в Милютинском пер. у телефонной станции и вокруг очень мало часовых, а необходимо, так как идет непрерывно стрельба и охранять некому. На правой стороне Рождественского бульвара, дом № 17, живет какой-то генерал, который не хочет предъявлять патрулю документов, говоря, я не имею, и уходит. Это явление может повлечь к тому, что его может расстрелять патруль.
Крупного сражения нет, только ружейная перестрелка».
От 12 часов 30 минут: «Дом градоначальства обстреливается нами со Страстной площади. Удобно обстреливать его из пулемета с крыши Музея городского хозяйства Леонтьевский пер., д. 15. От Никитских ворот юнкера стреляют к Страстной площади, которая занята нами».
«В Леонтьевском переулке, дома № 7 и 9, заняты юнкерами и офицерами, они перелезают через ворота и дома, по направлению градоначальства и Совета раб. депутатов. Сигнал опасности у них — два раза свисток. Приказ стрелять всех солдат, идущих по улице уже рядом с нашими разведчиками».
«В доме градоначальника поставлен снова пулемет 10-98».
«В Брюсовском пер., дом № 4, просвистал снарядный осколок, или же какой-либо отшиб по направлению от Ходынки».
«По Тверской прошел в Газетный переулок, но там можно пройти только до церкви, дальше невозможно, дальше попадешь под обстрел. Тогда пришлось вернуться обратно, и тогда по Брюсовскому до дома № 6 и через прошли в дом № 5, который проходит в Газетный пер. Там сделали около ворот наш окоп, из окопа стреляют по дому № 3, от сильной стрельбы поврежден наш окоп, исправить обещались они сами, народу пока хватает».
«У Тверского бульвара, от Страстного бульвара до дома № 17 нет патрулей, исключение только переулок Сытинский, где сидят наши трое в окопах, а в доме № 17 сидят люди подозрительные, в офицерской форме, во втором флигеле, 2-й этаж; а когда шли обратно дома № 14 в окне появилось сильное освещение наружное и быстро потухло; по левой стороне было тоже три разведчика».
«На Тверск. бульв. нашего патруля почти совсем нет; пулемет наш стоит у дома градоначальства. Наши хотели вытеснить юнкеров с бульвара, но все разошлись, как сказал подпоручик. Они просят сто человек и две смены пулеметов. Прошу на это дать свое заключение».
17 часов. «Малый Гнездниковск. пер. от церкви шел Красный Крест, во главе с попом. Все из участников хода кричат: «Граждане, мы присоединяемся к вам», его задержали. Дайте распоряжение, что с ним делать, чтобы не вышло недоразумения».
«Сообщают, что от Страстной площади до Триумфальной и по Садовой до Малой Дмитровки, по Малой Дмитровке до Страстного монастыря нет нашего патруля. На Страстной площади есть патруль. По Чернышевскому до Никитской и на Никитской есть.
На Тверской по левой стороне находится оружейный магазин, там есть много патронов, револьверов разных систем. Просят дать приказ конфисковать его, а иначе все могут понемногу разобрать».
24 часа 30 минут. «По бульварам от Страстного до Трубной наши патрули. На Цветном бульваре в «Эрмитаже» засада юнкеров, по словам патрулей, которые там стоят. От Самотечной до Красных ворот наши патрули никого не пропускают. От Красных ворот до набережной, по словам патрулей, наши патрули расставлены.
Мясницкая и несколько за почтамтом занято нами. Юнкера роют окопы, штаб их в телефонной станции и, говорят, есть проволочные заграждения; была перестрелка между почтамтом и телефонной станцией. Думают, что телефонную станцию можно взять после обстрела в атаку, но все-таки утвердились, кажется, они хорошо. Предлагают обыскать «Эрмитаж». Может быть, можно будет взять у Городского района «военную силу».
«Послана разведка на Пресню, в Дорогомиловский район и Замоскворецкий, Арбатская площадь, Никитская площ., Кудринская ул. и Смоленский рынок, Никитск. ул., Воздвиженка, Александр, сад и далее».
«Сокольницкий район. Есть винтовки, которые придется распределять между рабочими, есть снаряды 42-миллим. 6-ти дюймов. Три батареи, бригады солдат, орудий нет, людей можно прислать, если будет нужно. В Измайловском зверинце есть 10 шт. орудий; если они нужны, нужно послать в Сокольн. район Сов. Раб. деп., чтобы их осмотреть, насколько они годны; посылать знающего офицера.
Есть две тысячи людей вооруженных, они охраняют склад снарядов, при случае можно взять часть».
В день 30 октября — день временного перемирия, снова предложенного полковником Рябцевым якобы в поисках пути «мирного» разрешения военного конфликта,— разведка Максимова доносила, что контрреволюционные силы крепко держат занятые ими позиции. При этом приложено подробное донесение.
День 31 октября ярко запечатлелся в памяти тех, кто сражался за дело революции на улицах Москвы, тех, кто находился в штабе ВРК на Тверской. В Москве зарокотали тяжелые орудия. Революционные артиллеристы дали залпы по Кремлю. Надо было освобождать центр города от окопавшихся там сил контрреволюции. Начальник боевыми операциями штаба ВРК Аросев отдал приказ:
«Мастерским тяжелой и осадной артиллерии (она располагалась в Лефортове.— Авт.): Боевая задача: обстрелять Кремль, для этого выбрать, занять позиции и немедленно приступить к обстрелу».
Максимову было поручено срочно доложить, где и как расположились лефортовцы, готовясь к бою. Ему часто поручались такие оперативные задания, и Штернберг как-то шутливо заметил: если, поднимаясь по лестнице в штаб ВРК, Максимов напевает любимую «Что ты, милый брат, не весел, что ты голову повесил...», можно считать, дела идут отлично. И на этот раз Константин Гордеевич вскоре сообщил, что артиллеристы Мастяжарта расположили два 42-линейных орудия у Введенского дома и трехдюймовую пушку на берегу Яузы. Оттуда и начали свои действия...
Всех волновала судьба Кремля.
...Приказ «обстрелять Кремль» был отдан в полдень. Юнкера, засевшие там, отказались принять условия ВРК и продолжали военные действия. Весь Охотный ряд находился под огнем юнкерских пулеметов, установленных на кремлевской колокольне. По ним ответно ударили орудия от Большого театра. Несмотря на ожесточенный ружейный огонь с кремлевских стен, замоскворецкие красногвардейские отряды постепенно занимали позицию за позицией. К середине дня они заняли здание думы, Исторический музей, вступили на Красную площадь.
...Только рано-рано утром 2 ноября артиллеристы по приказу штаба ВРК прекратили обстрел Кремля. В него вошли красногвардейские отряды.
...В ночь со 2 на 3 ноября Константин Гордеевич Максимов был срочно командирован в Вязьму. В удостоверении за № 526 писалось, что он направляется «для переговоров с прибывшими в Вязьму частями».
В Московский ВРК поступали сообщения из Можайска, Гжатска и Вязьмы о продвижении контрреволюционных войск Керенского на Москву.
— Сколько их там?— спросил Максимов.
— Говорят, прибыло 38 эшелонов.
Приказ Военно-революционного комитета был краток: выехать в Вязьму и остановить эшелоны с солдатами, посланными для подавления вооруженного восстания в Москве. Через два дня, 5 ноября, в 11 часов 30 минут утра на заседании ВРК Максимов уже докладывал о выполнении задания. Главное сделано: солдаты на Москву не пойдут. Максимов зачитал резолюцию общего собрания гвардейской кавалерийской бригады (эскадронов Гродненского гусарского, Варшавского уланского и 3-й конной батареи): «...по детальном обсуждении создавшегося положения в стране и в связи с создавшимся фактом новой, народной, чисто социалистической власти, считаясь с тем, что задача момента власти направлена к восстановлению порядка столицы, собрание пришло к заключению, что отправка частей в Москву не нужна».
Максимов докладывал, что солдатское собрание единогласно, кроме группы реакционно настроенных офицеров, выразило удовлетворение тем, что отныне вся власть передается Советам, и обещало поддержку.
На объединенном заседании Гжатского исполкома, боевого комитета 11-го полка было получено категорическое заявление гусарского гренадерского полка, что они в Москву не поедут и «по выводе лошадей вернутся обратно в Вязьму и далее, согласно указанию, которое последует». На этом заседании были составлены делегации, которые направились в другие эшелоны с категорическим решением: «На Москву не идти!»
В Можайске Максимов застал местный Совет в сложном положении: такая сила сконцентрировалась у них и так близ ко от Москвы! Когда же Максимов сам поехал в воинские части , то при первой беседе в трех эшелонах убедился, что солдаты уже знали о ленинских Декретах о земле и о мире и против Советов не пойдут! Пришлось ему столкнуться с представителями «Комитета общественной безопасности». Кроме лжи, солдаты от них ничего не услышали. Особенно фантазировали они о том, что «в Москве жгут и режут».
Максимов докладывал на ВРК:
— Они драли глотку, рассказывая всякие небылицы. Они запугивали солдат, как маленьких детей. Кого они пугали? Солдаты своими глазами видели немало крови в окопах. Мои слова, что в Москве налаживается революционный порядок, им были больше по сердцу. Они жаждали тишины и порядка. И хотя это были сравнительно свежие части, мало еще повидавшие на войне, все равно они были за конец войны. Я им внушал, что Советы — это революция, кто не поддерживает Советы, те контрреволюционеры.
— Не слишком ли примитивно и, простите, категорично?— послышалась реплика.
— Нет,— сказал Максимов,— на пространные выступления не было времени, да и возможности. Мое общее впечатление , что эти части на фронт тоже не пойдут. Но надо, чтобы рабочие представители были в их рядах. Я так и сказал товарищам в Можайском Совете. Необходим еще более резкий раскол между рядовым составом и офицерством.
На другой день после приезда Максимова из Вязьмы оттуда вновь стали поступать тревожные сообщения. Константин Гордеевич с товарищами снова выехал теперь в Гжатск и привез в Москву донесение, что договор, заключенный с солдатами 4 ноября, не нарушен. Позиция солдат тверда и неизменна— они за Советы!..
1 Из книги: Стишова Л. Время живет в нас. М., 1981.
