к оглавлению
назад < ^ > впередАлександр Яковлевич
АРОСЕВ
Аросев А. Я. (1890—1938 гг.), один
из руководителей борьбы за Советскую власть
в Москве, партийный и государственный деятель,
писатель. Член КПСС с 1907 г .
Родился в буржуазной семье в Казани.
Участник революции 1905—1907 гг. в Казани.
Подвергался арестам и ссылкам.
Жил в эмиграции во Франции, Бельгии.
Учился в Льеже (Бельгия), состоял в Льежской
группе РСДРП. Летом 1911 г . вернулся в Россию,
в октябре арестован, препровожден в г. Тотьму
Вологодской губернии, затем в Вологду.
В 1912 г . отправлен в ссылку в Архангельскую
губернию. В мае 1912 г . бежал
в Нижний Новгород (ныне г. Горький).
Нелегально работал в Петрограде, Сормове,
Москве. В феврале 1913 г . вновь арестован
и сослан в Пермскую губернию. В 1916 г . призван в армию.
В феврале 1917 г . за революционную деятельность отправлен
в дисциплинарный батальон.
После Февральской революции 1917 г . вошел в состав Военного бюро
при МК РСДРП(б). Делегат 7-й (Апрельской) Всероссийской
конференции РСДРП(б). С мая 1917 г .— член Тверского комитета
РСДРП(б), выдвинут в Совет солдатских депутатов. В июне 1917 г .
на Всероссийской конференции фронтовых и тыловых военных организаций
РСДРП(б) избран членом Всероссийского бюро военных организаций. Был
избран делегатом VI съезда РСДРП(б). Однако в ночь на 22 июля
(за четыре дня до открытия съезда) арестован за большевистскую
агитацию в Твери, содержался на гауптвахте в Москве. Освобожден
под давлением рабочих и солдат Твери. Продолжал вести агитацию среди солдат Московского гарнизона. В дни Октябрьского вооруженного
восстания в Москве Аросев — кандидат в члены Московского ВРК,
начальник его оперативного штаба по руководству военными действиями.
Организовал боевые дружины для борьбы с контрреволюцией. Участник
гражданской войны 1918—1920 гг. В дальнейшем — на научной
и дипломатической работе.
Незабываемые дни 1
Октябрьские события 1917 года оставили неизгладимый след в памяти Аросева. Впоследствии он писал: «Тогда, в эти ночи, когда никто не спал... я подумал, что бы в литературе ни писалось, что бы фантазия автора ни создавала — все будет не так сильно, как эта простая суровая действительность. Люди физически дерутся за социализм. Вот он, о чем мы когда-то мечтали и спорили, грядет, вот он отсвечивает в блеске солдатских штыков, вот он в приподнятых ненастьем воротниках рабочих, которые жмутся на улицах Тверской, Арбата, по Лубянке, сжимая маузеры и парабеллумы в руках, наступая все дальше, все глубже на грудь развалившейся зловонной буржуазии...» 2
В дни вооруженной борьбы в Москве с исключительной силой раскрылся организаторский и военный талант Аросева. Постараемся по документам и свидетельствам очевидцев проследить его действия в то неповторимое время, когда люди физически дрались за социализм.
Первые сведения о восстании в Петрограде московские большевики получили около 12 часов дня 25 октября из телефонограммы В. П. Ногина.
А. Я. Аросев был в числе тех, кто начал действовать немедленно. Ему и начальнику штаба московской Красной гвардии А. С. Ведерникову было поручено занять городские узлы связи. В выданном им удостоверении говорилось: «Московский комитет, Областной комитет, Окружной комитет и Военная организация при МК РСДРП поручают тт. Ведерникову и Аросеву предпринять все необходимые шаги по занятию телеграфа, телефона и почтамта революционными войсками в целях охраны».
Аросев и Ведерников тотчас же направились в Покровские казармы, где размещались штаб и два батальона 56-го запасного пехотного полка.
В полку в это время происходило заседание полкового комитета. Председательствовал строгий пожилой офицер с канцелярским выражением лица. Взяв слово вне очереди, вспоминал Аросев, я ознакомил присутствовавших с последними известиями из Питера, указал на необходимость соблюдать порядок, усиленно охранять все государственные учреждения и в первую очередь занять почту и телеграф.
Офицер с канцелярским лицом поинтересовался, от чьего имени мы действуем. Прочитав наше удостоверение, он как бы про себя заметил: «Ага, от большевиков».
Какой-то затертый полковой работой штабс-капитан пробормотал, что надо слушаться начальства и ждать его приказаний.
Наступило молчание. Солдаты недоумевали, не зная, что предпринять, за кем идти.
Но тут поднялся один из членов полкового комитета и решительно заявил:
— Партия большевиков призывает нас на защиту революции. Выступим все, товарищи, как один человек 3.
Через два часа солдаты 11-й и 13-й рот 56-го полка взяли почту и телеграф под охрану. Другие революционные отряды заняли в это время Государственный банк, вокзалы. Вечером 25 октября в здании Политехнического музея от крылся экстренный объединенный пленум Советов рабочих и солдатских депутатов. На нем был сформирован Московский военно-революционный комитет. А. Я. Аросев был избран кандидатом в члены МВРК.
Деление состава ВРК на членов и кандидатов носило в значительной мере условный характер. Во всяком случае, замечает по этому поводу исследователь октябрьских событий в Москве А. Я. Грунт, «документы зачастую подписывались кандидатами как членами ВРК, а члены ставили свои подписи на документах как секретари». Действительно, сохранилось немало приказов и распоряжений Военно-революционного комитета, подписанных А. Я. Аросевым как членом ВРК 4.
Военно-боевая работа МВРК проходила под контролем и при деятельном участии руководящих московских партийных органов. Надо иметь в виду, писал впоследствии Аросев, «что заседаний Военно-революционного комитета в том смысле, как мы теперь привыкли понимать это слово, тогда не было: просто Комитет заседал непрерывно или в полном составе, или в лице его дежурных членов. При этом на заседаниях Военно-революционного комитета присутствовали не только его члены, но и целый ряд других ответственных товарищей, как, например, тт. Скворцов-Степанов, М. Н. Покровский, Ярославский, Максимов, Игнатов и многие другие. При этом сплошь и рядом они пользовались не только совещательным, но и решающим голосом. Так что фактически, в особенности в первые дни, военно-революционные дела решались не одним Комитетом, а голосами всех тогдашних руководителей Московской организации» 5.
Не теряя времени, Военно-революционный комитет приступил к действиям. В районы было дано указание избрать революционные центры, немедленно вооружаться, определить, какие здания следует занимать. По распоряжению ВРК началась реквизиция автомобилей, необходимых для связи с районами, фабриками и заводами, воинскими частями. Были составлены обращения к рабочим и крестьянам, железнодорожникам и почтово-телеграфным служащим с призывом поддержать восстание в Петрограде. В боевую готовность были приведены войска Московского гарнизона.
В ту же ночь Аросев и Тихомирнов по поручению ВРК объезжали революционные части гарнизона, стягивали их к Московскому Совету. Ими были подняты солдаты 193-го пехотного и телеграфно-прожекторного полков, самокатного батальона и др.
В одном из полков, рассказывал Аросев, я обратился к дежурным:
— Будите товарищей солдат — и к Московскому Совету!
— С боевыми патронами? — спросил один из дежурных и, получив утвердительный ответ, побежал будить солдат: — Товарищи, вставайте на защиту Совета!
Так ночью были подняты с нар почти все основные части Московского гарнизона. А утром солдаты шли, шли и шли нескончаемым потоком на Скобелевскую площадь 6.
Важное значение имело создание при МВРК Центрального боевого штаба. Его основой явился штаб московской Красной гвардии, перестроенный в соответствии с новыми задачами. В нем имелось 15 структурных подразделений: бюро разведки, пулеметная часть, отделы снабжения, охрана Моссовета, группы связи, Красного Креста и т. д. От Военно-революционного комитета в Центральный штаб вошли Аросев и Ведерников, возглавившие общее руководство боевыми действиями революционных войск.
С образованием ВРК Скобелевская площадь превратилась в своеобразный военный лагерь. Расположившиеся группами красногвардейцы и солдаты чистили, приводили в порядок оружие. Другие закусывали на скорую руку в ожидании приказаний. На площади горели костры, дымились походные кухни.
В здании Моссовета беспрерывно звонили телефоны, было шумно и людно. Тысячи людей приходили сюда за информацией и указаниями. Тут вырабатывались планы сокрушения белогвардейцев, формировались революционные отряды.
Больше всего Аросев и другие члены ВРК были озабочены нехваткой оружия. Штабу округа удалось изъять значительную часть винтовок и пулеметов из воинских частей и переправить их в юнкерские училища. Выход, однако, был: большие запасы оружия имелись в Арсенале Кремля, охрану которого несли солдаты 56-го запасного пехотного полка.
Военно-революционный комитет назначил члена Партийного центра Е. М. Ярославского комиссаром Кремля и Арсенала, а молодого большевика прапорщика О. М. Берзина — начальником кремлевского гарнизона, усиленного ротой 193-го пехотного полка (солдат этого полка поднял на защиту революции Аросев). Заняв Арсенал, ВРК сообщил в районы, чтобы они присылали машины за оружием.
Но в ночь на 26 октября начал действовать и штаб Московского военного округа. Посланные Рябцевым юнкера заняли Манеж и здание городской думы, захватили телефонную станцию. Грузовики с красногвардейцами прибыли утром в Кремль, получили в Арсенале оружие, однако доставить его в районы не смогли: юнкера окружили к этому времени Кремль, выставили у ворот усиленные караулы и не выпустили машины с оружием.
Позже Аросев напишет: «События развивались так, будто их кто подхлестывал». Повсеместно в районах развернулась активная организаторская и политическая работа. Были созданы районные ВРК, революционные комитеты на предприятиях и в воинских частях. Они действовали как органы новой, революционной власти, осуществляя на деле власть Советов. ВРК назначали комиссаров, брали под охрану предприятия, узлы связи. По решению Партийного центра в Москве было прекращено издание буржуазных газет.
Руднев и Рябцев в эти же дни разразились десятками строжайших приказов, распоряжений, объявлений, требуя не подчиняться Московскому военно-революционному комитету. В боевую готовность приводятся военные училища. Отряды юнкеров стягивались к центру города. В сильно укрепленные огневые точки были превращены здание думы, гостиницы «Метрополь» и «Националь», дома у Манежа. Особые надежды возлагала московская контрреволюция на помощь с фронта.
26 октября Рябцев потребовал от МВРК вывести из Кремля 56-й полк и роту 193-го полка, а также прекратить «расхищение» оружия из Арсенала. В. П. Ногин, вернувшийся к тому времени из Петрограда, и группа его сторонников настояли на вступлении в переговоры с командующим округом в целях установления Советской власти в Москве мирным путем. Аросев и ряд других членов Военно-революционного комитета выступили против переговоров, однако возобладала первая точка зрения. «Теперь можно оговорить,— вспо минал Александр Яковлевич в 1921 году на одной из встреч в МК РКП(б),— чего нам это стоило. Сколько было из-за этого пролито крови. Какие нам из-за этого впоследствии пришлось делать уступки».
По соглашению, достигнутому в итоге проведенных пере говоров (по поручению ВРК в них участвовал и Аросев), было решено ликвидировать все действия, предпринятые сторонами. Военно-революционный комитет согласился вывести из Кремля роту 193-го полка и снять революционную охрану с почтамта, телеграфа и междугородной телефонной станции. Рябцев пообещал снять оцепление Кремля юнкерами и рассмотреть в штабе вопрос о вооружении рабочих из запасов Арсенала.
В результате переговоров все активные действия ВРК были прекращены. Рота 193-го полка покинула Кремль. МВРК направил в районы телефонограмму с требованием «занять строго выжидательную позицию». Районные военно-революционные комитеты подчинились этому приказу, хотя он и вызвал недовольство в массах, настаивавших на решительных действиях.
Выиграв время для организации своих сил, штаб МВО и «Комитет общественной безопасности» перешли в наступление. Обещания об отводе юнкеров от Кремля и вооружении красногвардейцев Рябцев не выполнил. После снятия революционной охраны с центральных узлов связи туда вошли юнкера. Стал проясняться замысел всероссийской контрреволюции о превращении Москвы в опорный пункт для борьбы с революционным Петроградом.
Утром 27 октября к Моссовету прорвался броневик белых. Он дал несколько пулеметных очередей по зданию и скрылся.
Нападение броневика заставило усилить внешнюю и внутреннюю охрану Московского Совета. По приказу, подписанному Аросевым, в Замоскворечье отправился посланец МВРК с требованием вооружить и привести на Скобелевскую площадь отряд солдат-двинцев.
В тот же день вечером двинцы во главе с Е. Н. Сапуновым приняли первый бой с юнкерами на Красной площади. По вине контрреволюции в Москве пролилась первая кровь. Рябцев, нарушив условия перемирия, объявил в городе военное положение, усилил юнкерские и офицерские отряды вокруг Кремля, потребовал вывода из него солдат 56-го полка, роспуска МВРК. На выполнение ультиматума давалось 15 минут. В случае неисполнения предъявленных требований в указанный срок, предупреждал Рябцев, против ВРК и Московского Совета будут открыты военные действия.
Руководители московских большевиков единодушно отвергли наглые требования Рябцева. Комиссарам ВРК в районах было приказано привести революционные силы в полную боевую готовность, мобилизовать массы на защиту Советской власти. МВРК и его оперативный штаб стремились собрать в координированную систему разбросанные по районам и предприятиям красногвардейские отряды, вооружить их и подчинить единому командованию. По заданию Аросева проводится разведка, устанавливается связь с рабочими организациями и воинскими частями.
На заседании ВРК был в принципе решен вопрос о центре боевых действий. Аросев, Голенко, Муралов, Усиевич высказались за то, чтобы начать наступление по направлению к Кремлю. Другая часть членов ВРК предложила перенести борьбу в районы. Было решено «начать наступательные действия в центре и партизанскую войну в районах» 78.
Вспоминая поведение членов Военно-революционного комитета в эти трудные часы, секретарь большевистской фракции Московского Совета рабочих депутатов П. С. Виноградская 8писала: «Передо мной встает образ Александра Яковлевича Аросева... Даже в самые тревожные дни, когда казалось, враг вот-вот захватит Совет, Аросев не терял уверенности в победе. С лица его не сходила улыбка...» 9
28 октября юнкерам удалось занять весь Китай-город, Солянку, Мясницкую (ныне улица Кирова), Лубянку (площадь Дзержинского). Продвигаясь от Никитских ворот по Тверскому бульвару и по переулкам в сторону Страстной (Пушкинской) площади, они стремились прорваться к Александровскому (Белорусскому) вокзалу и к Трубной площади. Целью контрреволюционных сил было сомкнуть кольцо окружения вокруг центра, разгромить Московский Совет и Военно-революционный комитет.
Серьезным успехом белогвардейцев стал захват 28 октября Кремля, гарнизон которого не имел связи с ВРК. Восполь зовавшись этим, Рябцев позвонил Берзину и заявил, что город находится в его руках, а Военно-революционный комитет арестован. Затем Рябцев потребовал немедленной сдачи Кремля, угрожая в противном случае начать его обстрел. О. М. Берзин поддался на эту провокацию и открыл Троицкие ворота. Ворвавшиеся в Кремль юнкера избили и арестовали Берзина, после чего стали выгонять из казарм обезоруженных солдат 56-го полка. Выстроив их перед воротами Арсенала, они расстреляли пленных из пулеметов.
Под угрозой захвата оказалось здание Моссовета, где находился Военно-революционный комитет.
Добившись 28 октября серьезных успехов, белогвардейцы торжествовали. В одном из приказов Рябцева говорилось: «Кремль занят. Главное сопротивление сломлено». В обращении к населению Руднев также сообщал, что «можно считать мятеж в Москве подавленным».
Однако, как показали последующие события, победные реляции контрреволюционеров оказались преждевременными. Московский пролетариат и солдаты, несмотря на временные неудачи, были готовы довести до конца правое дело свержения власти эксплуататоров. Попытка «Комитета общественной безопасности» и командования МВО подавить народное восстание, зверская расправа с солдатами 56-го полка в Кремле вызвали негодование народных масс... «Москва,— писал в одном из рассказов об Октябрьской революции Аросев,— окончательно раскололась пополам, как старая корчага» 10 .
По призыву МК РСДРП(б), ВРК и московских профсоюзов 28 октября в Москве и ее окрестностях началась всеобщая политическая забастовка. Заводы и фабрики прекратили работу, рабочие вышли на улицы. Вместе с солдатами они рыли окопы, строили баррикады, устанавливали проволочные заграждения. Пролетарские районы города были главной опорой ВРК, основной базой формирования его вооруженных сил.
На пристанционных путях Казанской железной дороги рабочие-железнодорожники обнаружили вагоны с винтовками. Они были быстро доставлены в районы для вооружения солдат и красногвардейцев. Всего было взято около 40 тысяч новых трехлинейных винтовок 11. По приказам, подписанным Аросевым, создавались укрепления, на станции Ховрино было разгружено 22 вагона с артиллерийскими снарядами 12.
Созванное большевиками 28 октября общее собрание полковых, ротных, командных и бригадных солдатских комитетов Москвы предложило всем частям гарнизона всемерно поддерживать Военно-революционный комитет и подчиняться только его распоряжениям. В связи с тем что правоэсеровское руководство солдатского Совета открыто перешло в лагерь контрреволюции, принимается постановление о его роспуске. Для боевого контакта с ВРК собрание избрало временный комитет — «Совет десяти». Комитет призвал солдат выступить на защиту революции. После этих мер правые эсеры оказались «генералами без армии».
Большую помощь москвичам в подавлении вооруженных сил контрреволюции оказали ЦК РСДРП (б) во главе с В. И. Лениным, Петроградский военно-революционный комитет, большевики Подмосковья и других городов страны. Напутствуя один из отрядов кронштадтских моряков, отъезжавших в Москву, В. И. Ленин говорил: «Не забывайте, товарищи, Москва — сердце России! И это сердце должно быть советским, иначе революцию не спасти. Московские товарищи уже приняли героические меры по ликвидации контрреволюции. Вы должны помочь нанести последний удар» 13 .
В разгар боев в Москву прибыло свыше 300 солдат-добровольцев 5-го запасного саперного полка из города Старицы. Возглавлял их секретарь центрального бюро профсоюзов Твери, большевик с 1912 года Г. П. Баклаев. Прямо с вокзала, вспоминал он, отряд направился в штаб ВРК. Здесь, среди москвичей, «нашли мы тверяка тов. Аросева. Уже не одну бессонную ночь руководил он операциями против юнкеров, засевших в Кремле и в больших домах. Наш отряд из саперов оказался как раз кстати. Через час под руководством москвичей, хорошо знающих свой город, отряд осаждал дома с белогвардейцами, применяя ручные гранаты» 14.
31 октября Аросев подписал приказ МВРК Подольскому Совету «привести в Москву 1000 человек. Вооружение будет дано». На следующий день приказ об оказании вооруженной помощи Москве Аросев направил Тверскому военно-революционному комитету.
Всего в боях с контрреволюцией на московских улицах уча ствовало несколько тысяч вооруженных бойцов из различных городов страны.
В то же время надежды командования МВО на помощь с фронта не оправдались: местные большевистские организации и военно-революционные комитеты не допустили отправки белогвардейских войск в Москву. Да и солдаты подавляющего большинства воинских частей не хотели идти против власти Советов.
Утром 29 октября началось наступление революционных войск на позиции белогвардейцев. Из районов к центру города с боями продвигались отряды солдат и красногвардейцев. Инициатива прочно перешла к ВРК.
В этот трудный для контрреволюции момент на помощь ей вновь пришли соглашатели. Эсеровско-меньшевистский исполком профсоюза железнодорожников в ультимативной форме потребовал от ВРК и «Комитета общественной безопасности» перемирия сторон. В сложившейся обстановке это было на руку белогвардейцам, и они с радостью ухватились за данное предложение. Военно-революционный комитет также согласился на перемирие и отдал своим войскам приказ о прекращении активных боевых действий.
Одно из распоряжений штаба
Московского ВРК за подписью А. Я. Аросева.
31 октября 1917 г .Согласие ВРК на перемирие было очередной данью определенной его части надеждам на возможность «мирного», «без большого кровопролития» решения вопроса о власти. Последовавшие вскоре события, неоднократные нарушения перемирия белогвардейцами быстро рассеяли эти иллюзии.
Приказ Военно-революционного комитета о перемирии был крайне неодобрительно встречен в районах. Боевые действия на ряде участков продолжались. «Помню, — рассказывал Аросев,— как т. Яковлева Варвара Николаевна подошла ко мне и, разводя руками, с искорками гнева в глазах спросила:
— Что же это вы делаете? Ведь ваши пушки продолжают разносить Москву.
— Нет сил удержать солдат,— ответил я,— попробуйте поговорить с ними.
Чтоб подтвердить свои слова, я подошел к нашему полевому телефону, соединился с Лефортовским районом, вызвал Демидова 15 .
В трубку было слышно, как ахнул снаряд:
...Бухх!
— Демидыч, прекрати немедленно огонь. Это распоряжение Комитета, будешь строго отвечать за неподчинение.
Но Демидов при всей своей неукротимости не лишен был хитрости.
— Не слы-шу! — отвечает протяжно.
Снаряд опять: бух!
— Именем Военно-революционного комитета приказываю тебе прекратить огонь!
...Бух!
— Ни черта не слышу. Ты лучше пришли распоряжение письменно.
— Хорошо, Демидыч, я посылаю тебе человека на автомобиле.
И опять снаряд: бух!
— Нет, на автомобиле не присылай, его обстреляют. Лучше на лошади и в коляске.
— Как же ты теперь-то слышишь, что я тебе говорю?
— Так вот, присылай, брат, распоряжение, мне некогда. И трубку Демидов бросил.
Снаряды безудержно ухали. Мое распоряжение о прекращении огня, посланное верховым, достигло до Демидова тогда, когда суточное «перемирие» уже кончилось» 16.
Демидову в момент разговора с Аросевым было действительно некогда: юнкера Алексеевского военного училища продолжали обстреливать позиции Красной гвардии и революционных солдат. И лишь после того, как три батареи красных открыли огонь по училищу, юнкера выкинули белый флаг.
В сложившейся обстановке единственным средством быстрого прекращения кровопролитной борьбы являлся решительный разгром вооруженных сил контрреволюции. И ВРК покончил с колебаниями. Вечером 30 октября он обратился к революционным войскам и Красной гвардии с приказом, в котором объявил об окончании перемирия и вступлении в полосу активных действий.
Бои в Москве разгорелись с новой силой. По приказу МВРК, подписанному Аросевым, начался артиллерийский обстрел одного из главных опорных пунктов белогвардейцев — Кремля. Под артиллерийским ударом находились также штаб военного округа на Пречистенке (ныне улица Кропоткинская), Александровское военное училище на Арбатской площади, район Никитских ворот, гостиницы «Националь» и «Метрополь». Несколько отрядов солдат и красногвардейцев направил Аросев в район Театральной (ныне площадь Свердлова) и Охотного ряда (проспект Карла Маркса).
Белогвардейцы имели неизмеримо более высокую, чем повстанцы, военно-техническую подготовку. Они готовились к бою по всем правилам боевого искусства. И все же в борьбе чисто гражданской, писал позже Аросев, «мы оказались более совершенны, чем они. И понятно. Их полководцы имели опыт полевой и позиционной войны, а наши дружинники уже с декабрьского Московского восстания изучили «систему чердаков» и изрядно думали о способах городской войны. Я помню, например, наши военные совещания перед Октябрьскими днями и помню, как много мы говорили, о том, что нашу вооруженную борьбу надо приспособить к городу» 17 .
Несмотря на ожесточенное сопротивление противника, красногвардейцы и революционные солдаты успешно громили белогвардейцев. «Комитет общественной безопасности» и штаб МВО вынуждены были пойти на капитуляцию.
2 ноября Аросев выступил с докладом на заседании Военно- революционного комитета в связи с обсуждением вопроса о сдаче юнкеров. В изданном в тот день приказе МВРК говорилось: «Все силы буржуазии разбиты наголову и сдаются, приняв наши требования».
Рано утром 3 ноября отряды красногвардейцев и солдат заняли Кремль. Вслед за этим был взят последний оплот контрреволюции — Александровское военное училище. Почти одновременно сдался штаб МВО.
В кровопролитных боях с контрреволюцией московские рабочие и солдаты проявили массовый героизм, высокую революционную сознательность, сплоченность вокруг большевистской партии. Позднее Аросев отметит: «...масса нас толкала, проявила колоссальную твердость характера... у массы был правильный инстинкт».
Вдохновенные строки октябрьской победе над контрреволюцией посвятил А. Я. Аросев. «...Победа,— писал он в ноябре 1932 года.— Я перечитал почти все, что есть патетического в нашей новой и старой литературе, я хотел найти что-нибудь подобное тому чувству, какое испытали мы в ненастное утро, когда... в шинелях, пахнувших дождем и порохом, садились в раздрызганный старый военный автомобиль, чтобы ехать в штаб, как власть. Я не знаю, найдется ли какой художник, литератор ли, скульптор ли, живописец ли, музыкант ли, артист ли, который изобразил бы это неизгладимое переживание. Раньше я думал, что словом можно все изобразить. Теперь вижу, что слова, как бы они ни были скомбинированы,— жалкая тень действительности.
Однако писать надо, музыку творить надо, рисовать, скульптировать — все это надо, ибо это служит не только, чтобы изобразить старое, но и призвать к новому» 18 .
То, что было в Москве в Октябре 19
...Лица, которые совершали работу, названную в книгах Октябрьской революцией, которые еще тянутся в моей памяти,— это простые — рябые и нерябые, рыжие и белокурые, черные и темные, бородатые и безбородые — крестьянские лица. Я видел их в поту, обрызганных грязью, видел ранен ных в боях за землю, видел опаленных огнем, горевших в том доме, которого теперь не существует, на месте которого Меркулов поставил Тимирязева 20, видел сидевших у орудий на крыльце Большого театра и в промежутках между артиллерийской работой куривших махорку, видел в Совете сидевших на корточках по стенам Белого зала и в часы отдыха ковырявших гвоздем жестяную банку с консервами, видел тех, кто в Китай-городе, попав под пулеметный обстрел юнкеров, падал то навзничь, то грудью вниз на асфальтовые тротуары под зеркальными окнами магазинов.
Вот какие это были лица в кочегарке, в московской кочегарке того корабля, который называется Октябрьской революцией.
...По численности той массы солдат и рабочих, которая подошла к Моссовету, и по революционному энтузиазму, которым до краев были переполнены сердца солдат и рабочих, пришедших победить или умереть, можно думать, что если бы мы, то есть наша партия, не прокламировали восстания, то оно вспыхнуло бы само, как пламя на сухой соломе.
Поэтому руководить было тяжело: слишком большая масса повисла на нашей ответственности. Так как масса стихийно, а не только по нашим вызовам устремилась к Совету, то скоро ее набралось такое множество, что мы почувствовали опасность быть взятыми живьем со всей этой солдатской массой, обсевшей муравейником все лесенки, приступочки и подоконники Моссовета.
Поэтому приблизительно на третий или четвертый день восстания мы, то есть Военно-революционный комитет, стали было думать о перенесении центра восстания, а следовательно, и центра солдатской массы из узких улочек, собравшихся около ныне Советской площади, в более просторные части Москвы. Однако мы не хотели и не могли предпринять ни одного шага без одобрения самой массы.
Муралов и я, мы направились, протискиваясь сквозь толпы солдат, в Белый зал. Ныне чистый и несколько торжественный, тогда он представлял собой походную казарму. В левом углу его стоял пулемет и смотрел прямо в выход Столешникова переулка. Солдаты стояли в нем вплотную. Галдеж был такой, что я не слышал, что говорил мне Муралов, пробираясь в передний угол зала. Дойдя до стола, Муралов оперся обеими руками о стол, который был весь завален консервными объедками, пустыми банками, деревянными ложками, кусками недоеденного черного хлеба. Муралов стал объяснять солдатам намерения Военно-революционного комитета. Я со своей стороны дополнил Муралова.
Солдаты, выслушав нас тихо и спокойно до конца, вдруг загудели, замахали руками, головами. Во время споров по по воду вновь предполагаемой «дислокации войск» меня схватил за рукав двинец Грачев. Он тяжело дышал и дожевывал кусок мясных консервов. В руке был огрызок хлеба.
— Погоди, товарищ, погоди,— говорил он.— Наши ребята не согласны.
— Чего? С чем не согласны?
— Перемещение там какое-то... На Сухаревку или куда...
— Да с чего вы взяли?
— Одним словом,— продолжал Грачев, не желая мне отвечать,— одним словом, мы из Совета никуда не уйдем. Да и другие части тоже. Что там на Сухаревке? Сухаревка — больше ничего, а здесь Совет. Мы аккурат Совет и защищаем. Ты так и передай.
И Грачев опять потонул в океане солдатских фигур.
Доводы наших противников не блистали богатством аргументации и разнообразием. Зато они блистали тем, чем едва ли блистали наши доводы: стихийной уверенностью в правильности всего того, что совершается нами сейчас, и готовностью, если надо, погибнуть и умереть, то непременно в стенах или у стен Московского Совета.
«В Совет пришли, за Советы боремся, в Совете помрем, если надо» — вот доводы солдат, которые выговаривались ими на разные лады...
Те минуты были таковы, что резолюции не выносились; но уж ежели принято решение народом, то нельзя было идти сначала в какие-то инстанции за одобрением этого решения.
Солдаты требовали от нас тут же сказать наше решение, берет ли Военно-революционный комитет назад свое предложение. Мы не могли возвращаться в Военно-революционный комитет, мы тут же заявили товарищам солдатам, что решения Военно-революционного комитета не могут быть иными, чем решения самой восставшей массы.
Под гром торжествующих аплодисментов мы покинули Белый зал и, опять пробиваясь сквозь солдатские «толщи», направились в комнату Военно-революционного комитета.
Мы доложили о настроениях солдат, кто-то посмеялся над предположениями, которые чуть было не овладели умами Военно-революционного комитета. Кто-то отметил глубоко революционное настроение масс. Все ободрились, всем стало лучше...
...На Лубянской площади стоит какой-то убогий бывший фонтан, должно быть. На фонтане, на тумбочках тротуаров, у стены, у ворот Китай-города сидели солдаты. Мы остановились, спросили.
— Идем вот,— сказали солдаты.— А команды у нас нет. Идем к Совету, да кто-то сказал, что здесь надо ждать, вот и ждем чего-то.
Мы дали им инструкцию идти к Совету и не слушать никаких других предложений.
— Без командиров плохо,— говорил высокий солдат. Московский Совет, когда мы приехали, представлял собой буквально солдатский муравейник.
А командиров нигде не было.
Вечером следующего дня, когда в воздухе уже совсем пахло порохом, мы — Военно-революционный комитет — почувствовали конкретно, что такое командиры и какое они значение могут иметь в военных действиях.
Но где же их найти? Большевиков-прапорщиков почти не было. Солдат, могущих командовать большими соединениями, тоже немного. Они сами собой выдвигались тут же, на непосредственном действии.
Всего шесть или семь прапорщиков было на нашей стороне, все они, за исключением пишущего эти строки, были либо левые эсеры, либо беспартийные, отдавшиеся целиком в распоряжение Военно-революционного комитета и с честью выполнявшие поручения, данные им.
...На другой день рано утром перед моим столом стоял в золотых погонах, аккуратно одетый, молодой, с пробивающимися черненькими усиками прапорщик и говорил:
— Я прошу вас, дайте мне боевое назначение.
— Вы большевик?
— Да.
— Вы из какого полка?
— Я пришел сюда вместе со всем нашим полком из Подольска. Я единственный офицер, оставшийся с солдатами. Вот я и они в вашем распоряжении.
— Хотите к Никитским воротам? Там наши позиции в двух домах. Там все время юнкера ведут сильный обстрел и сегодня ночью пробовали подойти и атаковать.
— Хорошо, пожалуйста, туда. Я еще возьму из своего пол ка кое-кого. Вот... товарищ,— прапорщик приоткрыл дверь из штаба и подозвал солдата, который там стоял.— Я буду его посылать сообщать вам о ходе дела.
— А ваша фамилия, товарищ? — спросил я прапорщика.
— Прапорщик Реутов,— ответил он.
Товарищ Самсонов опять отбарабанил на машинке приказ, и прапорщик Реутов, получив его, крепко пожал мне руку и, глядя бодро вперед, ушел хорошей, военной походкой...
Возвратившись после обхода в нашу маленькую комнатку штаба, я застал там солдата, который должен был быть связью между нами, штабом и прапорщиком Реутовым. Солдат был обрызган грязью и, снявши серую папаху, вытирал пот, обильно струившийся со лба.
— Прапорщик Реутов убит,— сказал мне посланец.— Товарищ Реутов командовал, переходил из одного дома в дру гой, где сидели наши солдаты. Из одного дома мы вылазку делали против кадетов два раза. И все ничего. А вот недавно вошел в дом, где засел наш отряд,— это на третьем этаже. Шальная пуля его и шандарахни. Прямо тут безо всяких свалился. Солдаты плакать готовы, особенно нашего полка.
По лицу рассказывавшего все текло что-то вниз, к подбородку: и грязь, и пот, и, может быть, слезы.
Труп товарища Реутова солдаты бережно вынесли из полосы огня...
...Не без колебаний победили.
Всякая война сопровождается дипломатией.
Кроме того, славяне еще в прежнее время говорили: «Где сила не берет, там полукавить надо». Господа, сидевшие в городской думе, и начали «лукавить». Предложили перемирие на сутки с очевидной целью: во-первых, сообразить, почему превосходные генералы не могли в течение пяти минут раздавить какой-то там Военно-революционный комитет; во-вторых, почему социалистическая «опора» генералов в лице эсеров и меньшевиков оказалась такого сорта, что ни одного солдата не привлекла на свою сторону, даже казаки и те отказались выступать и соблюдали нейтралитет; в-третьих, просто выждать, не придут ли на подмогу хоть какие-нибудь взводы из тех многочисленных дивизий, которые вызваны были по всем направлениям германского фронта. А мы поддались «лукавству». Колебнулись. Подписали перемирие.
Отдали приказ прекратить огонь...
На другой день, часов в 12 дня, ко мне вбежал один из двинцев , радостный, ликующий.
— Объявил нашим ребятам, что сегодня перемирие кончилось... На всех наших позициях оживление.
1 Автор очерка А. А. Чернобаев.
2 История СССР, 1967, № 4, с. 116.
3 См.: Аросев А. Как это произошло (Октябрьские дни в Москве). Воспоминания. Материалы. М., 1923, с. 8.
4См.: Московский Военно-революционный комитет, с. 109, ПО. 112, 116, 127 и др.
5Аросев А. Московский Совет в 1917 году. М., 1927, с. 27.
6См.: Аросев А. Как это произошло, с. 9—10.
7См.: Игнатьев Г. С. Октябрь 1917 г . в Москве. М., 1964, с. 76.
8Виноградокая П. С. (1896—1979) — участница Октябрьского вооруженного восстания в Москве. Член КПСС с марта 1917 года. В Октябрьские дни 1917 года — технический секретарь Московского ВРК.
9Виноградская П. События и памятные встречи. М., 1968, с. 45—46.
10 Аросев А. Бианка.— Новый мир, 1933, № 12, с. 118.
11См.: Очерки истории Московской организации КПСС. М., 1979, кн. 1, с. 501, 502, 506.
12См.: Московский Военно-революционный комитет, с. 110, 127.
13 Ленин и московские большевики. М., 1969, с. 253.
14За власть Советов. Воспоминания участников революционных событий в Тверской губернии, с. 47—48.
15 Демидов В. П. — солдат мастерских тяжелой осадной артиллерии. В дни октябрьских боев в Москве возглавлял революционные отряды Лефортовского района. Впоследствии — один из создателей артиллерийских частей Красной Армии.
16Аросев А. Как это произошло, с. 13—14.
17 Аросев А. Материалы для истории Октябрьской борьбы.— Творчество, 1919, № 10—11, с. 22.
18 История СССР, 1967, №4, с. 116.
19Отрывки из воспоминаний А. Я. Аросева печатаются по тексту сборника: В одном строю. М., 1967, с. 55—75.
20Памятник К. А, Тимирязеву в сквере у Никитских ворот.
