к оглавлению
назад < ^ > впередГригорий Александрович
УСИЕВИЧ
Усиевич Г. А. (партийный псевдоним —
Гр. Тинский) (1890—1918 гг.), участник
борьбы за Советскую власть в Москве.
Член КПСС с 1907 г . Родился
в семье коммерсанта в местечке Хотиничи
Мглинского уезда Черниговской губернии.
В Тамбове, будучи гимназистом, включился
в революционное движение.
Вместе с В. Н. Подбельским организовал
подпольный кружок молодежи, где изучали
марксистскую литературу. Учился
в Петербургском университете на юридическом
факультете. В 1908 г . — член Петербургского
комитета РСДРП. В январе 1910 г . арестован
и в 1911 г . сослан на вечное поселение
в Конский уезд Енисейской губернии. Находясь
в ссылке, сотрудничал в газете «Правда»
и журнале «Просвещение». Летом 1914 г . Усиевич бежал из Сибири, тем эмигрировал за границу. В Цюрихе встретился с В. И. Лениным.
3 апреля 1917 г . вместе с В. И. Лениным вернулся в Россию. Делегат 7-й (Апрельской) Всероссийской конференции РСДРП(б).
С конца апреля 1917 г . работал в Москве: член Московского комитета РСДРП(б) и Исполкома Моссовета, гласный большевистской
фракции городской думы. Делегат VI съезда партии.
В дни Октябрьского вооруженного восстания в Москве входил в состав
Московского Военно-революционного комитета и оперативного штаба
по руководству военно-техническими вопросами. Возглавлял отряд
Красной гвардии, который овладел городской телефонной станцией
в Милютинском переулке (ныне улица Мархлевского).
Участник гражданской войны. 9 августа 1918 г . Усиевич
погиб в бою под селом Горки (ныне Камышловский район
Свердловской области).
Во главе Московского ВРК 1
Григорий в одной группе с В. И. Лениным ехал через Германию в Стокгольм, а оттуда в одном вагоне возвращался в Петроград.
Долгая и чреватая разными неожиданностями дорога домой позволяла Григорию постоянно общаться с Владимиром Ильичей и видеть, с каким нетерпением ожидал вождь прибытия в город революции. Поезд мчался быстро, а казалось, что он еле-еле ползет. Ильич часто выходил из купе и подолгу стоял у окна, всматриваясь вдаль.
«Скорее, скорее, скорее!» — говорила вся его фигура. «Скорее, скорее, скорее...» — думал и Григорий Александрович...
Надежда Константиновна Крупская вспоминала, как возбужденный и радостный Усиевич, высунувшись в окно вагона, кричал: «Да здравствует мировая революция!» 2
И вот под вечер 3 апреля они в Питере. Рабочие и матросы радостно встретили В. И. Ленина.
«Да здравствует социалистическая революция!» — прогремел на всю страну призыв вождя, вновь вставшего у руля революции.
«Да здравствует Ленин!» — неслось в ответ со всех сторон.
Быстро проходят первые дни в Питере.
— Вам надо поехать в Москву,— обращается к Григорию Владимир Ильич.— Нужно рассказать московскому пролетариату о нашей конференции 3 , о задачах предстоящей борьбы на втором этапе революции.
Гордый заданием вождя, он мчится в Москву. Прямо с вокзала попадает на митинг у памятника Скобелеву напротив здания Московского Совета. С импровизированной трибуны выступал оратор в добротном пальто с каракулевым воротником.
— Мы призываем вас, господа, поддерживать демократию,— разносились его слова.— Временное правительство заботится о рабочих и готовит новые законы...
— Даешь восьмичасовой рабочий день, долой войну! — прервали оратора из толпы.— Довольно брехни!
— Долой! Долой! — загремело кругом.
Григорий протиснулся к трибуне и помог стащить незадачливого оратора. Поднявшись на его место, он начал говорить.
— Товарищи москвичи! Я только что из Питера. Я привез вам привет от Ленина, вождя большевиков — единственной партии, которая борется за народное дело.
Толпа притихла, сосредоточенно ловя каждое его слово.
— Большевики поддерживают все требования рабочих и зовут их на решительную борьбу с угнетателями. Мы провозглашаем: «Долой войну, долой министров-капиталистов, хлеба, свободу народу!»
— Хоть и в очках, а говорит по-нашему, по-рабочему,— одобрительно отзывались рабочие, стоявшие у трибуны.
Привлеченные страстной речью большевистского оратора, прохожие присоединялись к митингу и теснее окружали Григория.
Свою речь он закончил ленинским призывом: «Да здравствует социалистическая революция!»
Московские большевики кооптировали Усиевича в городской комитет, и 23 апреля он уже участвует в заседании МК. При обсуждении вопроса о выборах в городскую думу Григорий отстаивал составление отдельного большевистского списка для голосования и выступил против блока с меньшевиками и эсерами.
На общегородской конференции партии, которая состоялась 10 мая в здании кинотеатра «Художественный», обсуждался аграрный вопрос. От решения этого вопроса во многом зависела судьба революции. С большой речью на конференций выступил Григорий Александрович.
— Я поддерживаю взгляды Ленина по аграрному вопросу,— начал он.— Мы, как большевики, надеемся только на пролетарские и полупролетарские слои деревни, на так называемых однолошадных и безлошадных крестьян, которые раньше составляли до 60 процентов деревни, а сейчас их число возросло, вероятно, до 70—75 процентов.
Имя Ленина все чаще стало появляться на страницах газет, оно уже не сходило с уст людей. Московские большевики настойчиво разъясняли правоту Ленина, несли его пламенные призывы в массы. По заданию МК Григорий Александрович составил доклад о жизни и деятельности В. И. Ленина и часто выступал с ним перед массовыми аудиториями.
Перед нами пожелтевшие от времени страницы газеты московских большевиков «Социал-демократ» от 20 мая 1917 года. В одной из резолюций, напечатанных здесь, читаем: «Собрание (500 чел.) Городского района, выслушав доклад тов. Усиевича о Ленине и русской революции, постановило приветствовать т. Ленина, своего идейного вождя, стойко защищающего интересы рабочего класса и высоко держащего знамя революционного Интернационала».
В конце мая на улицах города, на афишных тумбах появились новые объявления. В них МК и Областное бюро ЦК большевиков извещали, что вскоре в Сергиевском народном доме состоится публичный доклад Г. А. Усиевича на тему «Ленин и русская революция».
Интерес к докладу оказался столь велик, что уже в день объявления о нем все билеты в Народный дом были проданы. МК и Областное бюро ЦК были вынуждены дать второе объявление о том, что доклад Г. А. Усиевича будет повторен в четверг, 8 июня.
С докладом «Ленин и русская революция» Усиевич выступал десятки раз, и все же невозможно было удовлетворить живой интерес населения к этой теме.
Все сталкивающиеся с Усиевичем товарищи чувствовали громадную силу воли этого человека, его исключительную Целеустремленность, глубочайшую партийную убежденность. Жена и друг Григория Александровича Елена Феликсовна Усиевич вспоминала:
«Он обладал удивительным свойством: всякий, с кем бы он ни сталкивался, как-то невольно оборачивался к нему самой лучшей своей стороной. И он был ко всякому внимателен, заботлив. Какая-то детская нежность была в его отношении к людям.
А каким был Усиевич на трибуне! В жарких спорах с меньшевиками и эсерами он проявил себя блестящим, беспощадным оратором... А как увлекал он за собой массы! Не прошло и нескольких недель после его приезда в Москву, как уже солдаты Московского гарнизона не хотели слушать никаких ораторов, во что бы то ни стало требуя: «Усиевича!» Огромное доверие он приобрел среди рабочих и солдатских масс...
Носясь по всей Москве и проводя массовые митинги, устраиваемые нашей партией, он в то же время умел срывать попытки других партий привлечь на свою сторону рабочих и солдат. Я бы сказала, что он делал это прямо-таки изящно. Помню один митинг в помещении цирка, если не ошибаюсь, устроенный кадетами. Первые ряды занимала московская буржуазия, разряженные дамы, вылощенные «земгусары» и прочая публика. Но дальше виднелась плотная масса завлеченных сюда рабочих и солдат. Когда Григорий Александрович громовым голосом потребовал слова и внезапно появился на трибуне, худощавый, со своей близорукой, сияющей улыбкой на лице, какая-то дама в первых рядах с удивлением воскликнула:
— Боже мой! Такой симпатичный — и большевик!
— Мы все такие,— ответил он, кланяясь ей с обаятельнейшей из своих улыбок... И тут же, обращаясь к рабочим, принялся громить и разоблачать выборные махинации буржуазии, направленные на обман народа. После этого он, не оглядываясь, вышел, а за ним повалила толпа рабочих. Буржуазные дельцы остались в своей компании, так сказать, и это сделало митинг совершенно ненужным, он был сорван...» 4
По поручению МК Усиевич много внимания уделял продовольственному вопросу города. Он — делегат от большевиков Москвы на Всероссийском продовольственном съезде, созванном в Петрограде в мае 1917 года.
Г. А. Усиевич выступал на этом съезде и вскоре писал в московскую большевистскую газету «Социал-демократ»: «Продовольственный съезд лишний раз подтвердил, что кризис, переживаемый Россией, не может быть устранен без коренной ломки всего буржуазного строя... Министры Временного правительства, меньшевики и эсеры — представители Петроградского Совета в тумане слов не смогли скрыть своего единства. И только Ногин, выступавший от имени большевиков, выступал от имени трудящихся».
«Только революционная власть пролетариев и полупроле тариев, развернув революционную борьбу за социализм, проведя целый ряд решительных, переходных к социализму мер, сможет разрешить продовольственный кризис» — так заканчивалась эта статья.
Как член МК, Григорий Александрович был ответственным за проведение выборной кампании в городскую думу. Дума могла стать удобной трибуной для проведения в жизнь лозунгов партии и разоблачения соглашателей.
«Накануне выборов в думу — а они должны были состояться 25 июня — мелкобуржуазные партии развернули бешеную агитацию. На улицах все чаще появлялись листовки с призывом: «Граждане! Не голосуйте за список № 5. Это большевики!!!»
Несмотря на огромную работу в массах, выборы дали победу эсерам, кадетам и меньшевикам. Большевики получили только 23 места. Это свидетельствовало о том, что значительная часть трудящихся Москвы еще находилась в плену мелкобуржуазных иллюзий, оборонческих настроений. Большевики, войдя в думу, образовали свою фракцию в составе И. И. Скворцова-Степанова, М. С. Ольминского, Г. А. Усиевича и других и развернули агитационно-пропагандистскую работу в самых широких слоях трудящихся.
По заданию МК большевиков Григорий Усиевич объезжает большие и малые предприятия города, сплачивает рабочих, организует большевистские фабрично-заводские комитеты. Это по его инициативе в июне открылась конференция заводских и фабричных комитетов Басманного района. На этой конференции Усиевич выступил с докладом о роли фабзавкомов в связи с финансово-экономической разрухой в стране.
— В стране разруха,— говорил он перед собравшимися.— Эту разруху усиливает все продолжающаяся война и новое явление — локауты предпринимателей. Локаутами хотят задушить революцию...
— Что же делать? — спрашивает у притихшего зала Григорий Александрович. И отвечает:
— Единственным действенным средством борьбы с этой разрухой является контроль над производством и распределением со стороны Советов и фабзавкомов.
За резолюцию, предложенную Усиевичем, голосовал 51 представитель фабрик и заводов района, против — 14 и двое воздержались. Большевистские резолюции были приняты и по всем другим вопросам конференции.
Через несколько дней аналогичные резолюции принимаюсь рабочими почти всех московских предприятий. И на многих из них сумел побывать Григорий Александрович и ступить перед рабочими. В эти дни, вспоминают его товарищи, он буквально не спал и сильно охрип от речей.
После расстрела Временным правительством мирной демонстрации 3—4 июля в Петрограде он назначается в так называемую советскую комиссию МК, в составе которой вместе с Н. Н. Прямиковым и другими видными московскими большевиками много работает по укреплению позиций партии в Советах.
В августе Григория Александровича избирают ответственным секретарем Совета рабочих депутатов Городского района. Под его руководством проводятся бойкот меньшевистско-эсеровского сговора с Временным правительством, демонстрации и митинги против созыва Московского совещания контрреволюционных сил. В субботу, 12 августа, в день открытия совещания, рабочие и служащие Москвы по призыву большевиков провели однодневную всеобщую забастовку.
В начале октября в районах начали работу только что избранные районные думы. В Бутырском районе в состав думы вошло много большевиков. Председателем думы был избран Усиевич. Большевик во главе думы! Не отражало ли это веление времени? Да, так оно и было. Первое заседание думы прошло при большом стечении народа. Молодой председатель умело вел заседание и поразил всех своей решительностью и деловитостью. Гласные-меньшевики не смогли провести ни одного своего предложения.
Большую роль сыграл Григорий и в организации отрядов Красной гвардии, в вооружении рабочих. И когда в Петрограде началось восстание, он с радостью сообщал об этом на фабриках и заводах и призывал привести в боевую готовность красногвардейские отряды. 25 октября Усиевича избрали членом Московского Военно-революционного комитета.
К вечеру 25 октября за подписью Усиевича, как члена МВРК, вышло несколько важных документов — приказов, предписаний 5 .
Утром 26 октября он вызвал П. Ф. Федотова 6 , солдата-двинца:
— Организуйте штаб разведки при ВРК,— распорядился Григорий Александрович.— Во что бы то ни стало нужно провести солдат-двинцев к Московскому Совету.
Прошел всего лишь час, а Петр Федотов уже прислал в ВРК первые свои донесения.
Все время на ногах, с воспаленными глазами, Григорий Александрович день и ночь среди восставших. Это под его руководством работал арсенал ВРК и производилось снабжение рабочих оружием.
В дни восстания Усиевич, стремясь к меньшему кровопролитию, поверил в пользу перемирия с контрреволюционерами, которое было заключено при его участии 29 октября. Когда же юнкера нарушили это перемирие, он высказался за введение в бой артиллерии.
Шесть дней жестокой борьбы принесли победу Советам. 9 ноября Григорий Александрович выступил с докладом о деятельности Московского ВРК на соединенном заседании Московского Совета рабочих и Совета солдатских депутатов, собравшемся в Политехническом музее.
Из доклада Г. А. Усиевича
9 ноября 1917 г . Московским Советам
о деятельности Московского ВРК 7Товарищи, Военно-революционный комитет Московских Советов р[абочих] и с[олдатских] д[епутатов] поручил мне приветствовать вас от имени Военно-революционного комитета и сделать доклад о его деятельности.
Две недели тому назад на заседании Московских Советов, заседании, которое отныне войдет в историю как важное заседание в истории человечества... вы избрали семь человек, которым было поручено руководство для активного поддержания петроградских товарищей.
Товарищи! После восьми дней борьбы, после двух недель тяжелой работы Военно-революционный комитет созывает общее собрание Советов, чтобы сделать доклад обо всем происшедшем.
Нужно сказать, что те семь человек, которые были вами выбраны в Военно-революционный комитет, едва в состоянии были вынести всю тяжесть работы, которая на них лежала. Вы знаете, какова была эта работа в восемь дней боевых действий; вы знаете, что Военно-революционный комитет мог ее сделать, конечно, только опираясь на народные массы, опираясь на московских рабочих и Московский гарнизон. Только опираясь на эти силы, Военно-революционный комитет мог выполнить ту грандиозную задачу, которая перед ним стояла; только опираясь на всю народную массу, Военно-революционный комитет мог довести то дело, которое ему было поручено, до конца — до получения народом власти, до полной несомненной победы. Победа в том, что власть в Москве в настоящее время действительно находится в руках Советов рабочих и солдатских депутатов.
Вы помните, что на том заседании, на котором произошли выборы в комитет, намечались важные вопросы, намечались две основные линии: будем ли мы ожидать развития петроградских событий, или мы выступим на поддержку наших петроградских товарищей.
Подавляющее большинство Совета стало на точку зрения, на которую только могла встать революционная демократия: не ждать, пока наши петроградские братья будут разбиты, поддержать их всеми силами, которые у нас имеются, и помочь им одержать победу, чтобы власть Советов была распространена по всей России. Эту линию поддержало большинство Советов.
Меньшевики и эсеры стояли на той точке зрения, что необходимо московским товарищам ожидать того, что произойдет в Петрограде, и что нужно организовать общий демократический орган, в который должны войти представители земских и городских самоуправлений, который не будет вести борьбу, а станет следить за порядком и безопасностью московских граждан.
Для нас было ясно, что эта политика не встретит сочувствия у московских рабочих и солдат, ибо для нас, всех решительно, не было вопроса о том, чтобы можно было ждать. Ждать мы не могли, мы понимали, что поражение рабочих и солдат Петрограда было бы поражением русской революции, и мы бросили на чашку весов все наши силы, чтобы поддержать русскую революцию. Поэтому Военно-революционный комитет с первых шагов поставил себе задачей — всеми силами поддержать рабочих и солдат.
Вы знаете, что Военно-революционный комитет с первых шагов был ослаблен, что эсеры отказались от голосования резолюции на последнем заседании и отказались войти в Военно-революционный комитет. Тогда решено было Советами этот к[омитет] организовать, что меньшевики, два представителя которых решили войти в ВРК, на этом собрании заявили, что они войдут туда, чтобы идейно противодействовать тому, что решили проводить большевики, их гибельной работе, а не для того, чтобы там активно действовать. Итак, в ВРК было четыре большевика, два меньшевика и один объединенец. Фактически всю тяжесть работы пришлось вынести на своих плечах четырем большевикам, а когда вышли из к[омитета] меньшевики, то и их двум заместителям. Фактически всю работу вынесли большевики, нужно определенно признать, что во всем движении, когда все рабочие и солдаты стали на защиту свободы, была одна партия, которая шла непрерывно с народом, это — партия большевиков.
Меньшевики колебались: то входили в к[омитет], то выходили. Они держались выжидательной политики, которую рекомендовали Советам. Они посредничали между Военно-революционным комитетом и «Комитетом общественной безопасности» 8 , т. е. с нашими врагами; они хотели остановить кровопролитие, но участия на стороне рабочих не принимали.
Что касается эсеров, то, за исключением левого крыла, представители которого вошли в Военно-революционный комитет, они не принимали участия в работе к[омитета], а принимали в нем участие только отдельные лица, причем некоторые принимали самое большое и активное участие как в нашей общей работе, так и в боевых действиях. Зато большая часть эсеров принимала решительное участие в борьбе против нас в союзе с юнкерами и офицерами. (Голоса: «Позор!») Это те люди, которые вместе с офицерами расстреливали в эти дни солдат и красногвардейцев.
Очертив те условия, при которых приходилось вести борьбу Военно-революционному комитету, я перейду к изложению самой деятельности комитета.
Вы знаете, что в самый решительный момент, когда Военно-революционный комитет уже организовался, он стоял без всяких реальных сил. Когда он отправился с заседания Советов в 12 часов ночи 9 в генерал-губернаторский дом, то в его руках была небольшая команда самокатчиков и больше никакой реальной вооруженной силы у него не было. Ясно, что в первый момент для нас необходимо было приложить все усилия, чтобы не дать взять Советы и Военно-революционный комитет врасплох. Мы знали, что юнкера мобилизуются, что их мобилизуют, чтобы двинуть. И для того, чтобы они пошли против Советов, достаточно было приказа их штаба, а нам нужно было еще собрать силы.
Собственно, мы знали, что хотя за нами громадное большинство Московского гарнизона, что хотя за нас стояло громадное большинство рабочих, но это большинство было почти безоружно. Три четверти Московского гарнизона не имело оружия. Красная гвардия была в зачаточном состоянии. Поэтому первые действия, которые были предприняты Военно-революционным комитетом,— это вооружение солдат и рабочих.
Оружие мы могли получить только из Арсенала. Другого оружия не было. Арсенал охранялся нашим полком, 56-м, и мы могли оружие получить во всякое время.
Но пока Военно-революционный комитет призывал верные ему солдатские части, на которые можно было рассчитывать сразу, пока он готовил эти части к выступлению, нами были получены сведения, что по приказу военного округа юнкера направляются к Кремлю, и мы в этот момент почти проиграли бой, потому что когда наши солдаты отправились в Кремль получить оружие, то оказалось, что все оружие было уже забрано юнкерами и были арестованы те части, которые защищали Кремль. С другой стороны, юнкера и офицеры были вооружены с ног до головы. Мы с первых шагов действовали так, чтобы избежать кровопролития, чтобы не было пролития братской крови, но мы ничего не могли сделать, когда, например, велись переговоры нашим представителем Мураловым 10 с поручиком Ровным, который обещал юнкеров убрать. Фактически вышло так, что они остались у Кремля. Юнкера арестовали наши автомобили и тех солдат, которые поехали за оружием; это было первое враждебное действие. Ясно, что раз наши противники были вооружены до зубов, то мы должны были приложить все усилия, чтобы это оружие получить, поэтому мы дали приказ всем частям, на которые мы рассчитывали и у которых было оружие, чтобы они выступили на помощь 56-му полку, и еще и потому, что от них мы получили известие, что они не смогут долго продержаться, если не получат поддержки. Мы не могли допустить, чтобы они погибли, и мы приняли все меры, чтобы все наши части направились к Кремлю, чтобы заставить юнкеров оттуда удалиться:
На другой день начались предательские действия юнкеров, которые двигались к Совету р[абочих] и с[олдатских] д[епутатов]. Этот отряд стоял у Кремля и не посмел напасть на наши части, а когда к нему подошла небольшая кучка двинцев, то они открыли по ним стрельбу.
Это была первая кровь, это было первое боевое столкновение, и вина его падает всецело на головы тех юнкеров, которые начали его, и на головы людей, которые стояли за ними. Это был сигнал для боевых действий. После этого начались столкновения вокруг Кремля по всей линии.
В это самое время у нас явилась надежда на то, что удастся все-таки избегнуть кровопролития. В это самое время к нам в Военно-революционный комитет пришли три эсера: два от С[овета] с[олдатских] д[епутатов] и один от С[овета] р[абочих] д[епутатов]. Они собрались в ВРК выяснить условия положения, с тем чтобы эсеры стали действовать с нами. Переговоры с этими представителями вел я, и мы достигли полного соглашения. Те условия, которые были приняты мною и теми тремя эсерами, которые вели переговоры, эти условия были приняты и Военно-революционным комитетом. Условия касались главным образом организации революционного органа власти, в который входила бы наша «семерка» и 10 представителей от других организаций, но чтобы перевес принадлежал все-таки большевикам. Там шел разговор о принципиальном соглашении, и это соглашение было достигнуто. На почве этого соглашения я отправился вместе с другими товарищами в Совет солдатских депутатов. Несмотря на то что [его] Исполнительный комитет, где принят был ряд решительных шагов против нашего Революционного комитета, несмотря на то что Президиум Совета солдатских депутатов рассылал телефонограммы по частям, чтобы они не подчинялись Военно-революционному комитету, несмотря на то что они послали своего представителя в «Комитет общественной безопасности»,— мы отправились туда, вступили с ними в переговоры, и, казалось, соглашение возможно, что оно будет достигнуто.
Насколько уже всем казалось тогда, что соглашение близко к осуществлению, видно из того, что после этого многие представители всех фракций — и большевики и меньшевики, эсеры и беспартийные — отправились вместе на гарнизонное собрание, которое было здесь назначено. Относительно этого гарнизонного собрания — раньше его назначил Президиум С[овета] с[олдатских] д[епутатов], потом он его отменил, но Военно-революционным комитетом были разосланы телефонограммы, чтобы собрание состоялось. На собрании было более 2 тысяч человек.
На это собрание мы отправились все вместе, потому что мы полагали, судя по заявлению представителей фракции и Исполнительного комитета С[овета] с[олдатских] д[епутатов], что все с этим проектом согласны. Что все были согласны, видно из того, что мне, большевику, было поручено сделать от имени всех фракций доклад о положении дел и о том, что соглашение почти состоялось и что, таким образом, кровопролитие нам удалось предотвратить. Это сообщение я и сделал на гарнизонном собрании.
Но, увы, товарищи, оказалось, что все это был только мыльный пузырь: на деле оказалось, что левая часть социалистов-революционеров, которая шла на это соглашение, не оказалась достаточно сильной, силы оказались в руках правой части эсеров городской думы, и эта правая часть не шла ни на какие соглашения, она требовала ареста Военно-революционного комитета. Вот те ультимативные требования, которые выставляла правая часть.
Разумеется, на таких условиях никакое соглашение не было возможно.
Наши товарищи — Ногин и другие — отправились в это время в Кремль для того, чтобы там договориться с подполковником Рябцевым 11 и представителями эсеров в думе о том, чтобы не допустить кровопролития, чтобы не вводить юнкеров в Кремль и чтобы оставить охранять Арсенал 56-й полк. Таким образом, казалось, что переговоры налаживаются. Мы шли во всем навстречу в этих переговорах.
Конечно, товарищи, это было необходимо, но, ведя эти переговоры, мы все-таки поставили на ноги весь Московский гарнизон. Это было необходимо, потому что, с одной стороны, мы имели вооруженную силу юнкеров против невооруженной силы солдат и рабочих. Ясно — для того чтобы с нами считались как с силой и чтобы Рябцев, Руднев 12 и другие не думали, что они могут диктовать какие угодно условия, мы мобилизовали все свои силы, и силы были мобилизованы. Они были готовы по первому сигналу пойти в бой, но мы, товарищи, повторяю, всеми средствами этого боя избегали.
На этом гарнизонном собрании, на котором мы [не] пришли к соглашению с эсерами, было ясно, что гарнизон будет на нашей стороне, и нам было легко вынести какое угодно постановление. Ясно было, что солдаты признают только власть Военно-революционного комитета, но мы этого не сделали, рассчитывая на соглашение. Но в конце собрания мы получили известие, что Рябцев объявляет на военном положении Москву и предъявляет нам ультиматум сдаться в течение 15 минут. Вот что нам ответили эти господа на все наши разговоры, на все наши предложения. После этого мы спешно распустили наше гарнизонное собрание, призвав товарищей солдат быть готовыми к боевому выступлению, если это нам понадобится. У нас была надежда достичь мирным путем соглашения, но это оказалось мифом.
Затем в дальнейшем оказалось, что левые эсеры продолжали стоять на этой позиции, но думские эсеры требовали в лице городской думы, которая выступила против ВРК, чтобы был создан общедемократический орган; мы, конечно, товарищи, на это пойти не могли. Все переговоры, которые велись при посредстве меньшевиков и эсеров, не удались. Они совершенно не желали разговаривать с нами, не желали сговориться с нами на этих условиях.
Был, товарищи, очень тягостный час, когда из Военно-революционного комитета т. Ногин вел переговоры с Рудневым и Рябцевым. Я бы сказал тогда, что этого не следовало бы делать, чтобы та сторона не ставила бы нам унизительных условий об аресте Военно-революционного комитета и о разоружении частей. Это был вопрос о бое, и мы, товарищи, должны были бой принять.
Я уже сказал, что мы предложили соглашение на основе объединения революционного советского органа, в который входят семь представителей от Совета и 10 представителей от разных других организаций, с тем чтобы в этом органе было девять большевиков и восемь представителей других партий. Это основание для соглашения было отвергнуто, и они предъявили ультиматум, о котором я вам заявил. Этот ультиматум мы отвергли, и, таким образом, боевые действия начались.
Я, товарищи, не буду говорить вам подробно о всем ходе боевых действий в течение недели. В течение этой недели опять-таки неоднократно начинались и возобновлялись и опять-таки не приводили ни к чему переговоры о соглашении. В этих переговорах принимали участие меньшевики, объединенцы, левые эсеры, Всероссийский железнодорожный союз 13 . Я не буду подробно останавливаться на этих переговорах, укажу только, что эти переговоры ни к чему не приводили, потому что та платформа, которую мы предлагали, которая была единственно приемлемой,— создание советского революционного органа — решительно и категорически отвергалась противоположной стороной.
Нам ставили упреки с двух сторон. С одной стороны нам говорили, что мы слишком неустойчивы, что мы ведем авантюристскую политику, что мы идем к кровопролитию. Так говорили меньшевики и др. С другой стороны, наша масса — рабочие и солдаты — они все время, я должен это сказать, упрекали Революционный комитет в медлительности, упрекали в нерешительности действий. Я должен отбросить обвинения с той и с другой стороны. Я должен сказать, что Военно-революционный комитет действовал таким образом, как подсказывала обстановка. Иначе он действовать не мог.
По вопросу о том, что будто бы мы толкали к кровопролитию, я сказал, товарищи, что в первый и второй день мы исчерпали все средства, которые были в нашем распоряжении, для того чтобы избегнуть кровопролития.
Когда борьба началась, мы решили применять самые решительные средства. Я скажу вам опять-таки, что в третий и четвертый день борьбы у нас была надежда, что удастся покончить дело без большого кровопролития, но эта надежда оказалась тщетной.
Было заключено перемирие, но и это перемирие фактически не состоялось. Не состоялось фактически перемирие потому, что обе стороны, юнкера и офицеры, с одной стороны, наши солдаты и рабочие — с другой, были в это время настолько озлоблены, настолько разъединены той кровью, которая была пролита, что ни о каком перемирии не могло быть и речи.
На нас сыпалось много нареканий с обеих сторон. Со стороны рабочих и солдат, что этого перемирия не нужно было заключать. Я опять-таки, товарищи, говорю, что если Военно-революционный комитет заключил перемирие, что если Военно-революционный комитет вел все время эти переговоры, то он делал это исключительно с целью избежать кровопролития или сделать его возможно меньшим. Это перемирие ни к чему не привело, и его фактически не было.
После перемирия силы склонились целиком на нашу сторону. После перемирия стало ясно, что победа склоняется на сторону рабочих и солдат. И тут мы полагали, что есть еще возможность сговориться. Мы все время не прерывали этих переговоров, при помощи Викжеля и при помощи объединенцев и левых эсеров. Переговоры все время велись, но эти переговоры ни к чему не приводили.
Когда выяснилась окончательная невозможность соглашения, мы вынуждены были перейти к самым энергичным мерам, мы вынуждены были приступить к артиллерийской бомбардировке.
Орудие революционных сил у Крымского моста
Я, товарищи, должен вам сказать следующее. По этому вопросу нас обвиняли с двух сторон. Одна сторона говорила, что это варварство, что бомбардировку ни в коем случае нельзя было допускать. С другой стороны, наши солдаты и рабочие оказывали всякое давление на Революционный комитет и говорили, что вы жалеете камни и не жалеете людей — наших людей расстреливают из всех домов, расстреливают из пулеметов со всех сторон, и приходят известия, что на помощь юнкерам идут казачьи и всякие другие части. От нас требовали этих решительных действий, чтобы сокрушить силу юнкеров и офицеров, чтобы обеспечить наш тыл. После долгих колебаний — я должен сказать, что колебания были долгие,— после долгих сомнений Военно-революционный комитет вынужден был отдать приказ о бомбардировке Кремля, ибо другого средства для окончания этой борьбы не было, ибо та борьба, которая велась на улицах, которая велась в закоулках, та партизанская война, которую вели наши враги против нас, грозила затянуться на неделю. Этого мы допустить не могли, потому что ясно было, что всякое затягивание войны вносило деморализацию в наши ряды и привело бы к тому, что мы получили бы полное поражение. Поэтому Военно-революционный комитет должен был прибегнуть к крайнему средству и бомбардировкой заставить врагов наших, юнкеров и офицеров, и думу сдаться.
Когда, товарищи, выяснилось, что вся сила на нашей стороне, господа из городской думы, тот же Руднев и Рябцев и другие совершенно переменили тон. Руднев от имени «Комитета общественной безопасности» прислал письмо, в котором заявил, что военная борьба, боевые действия, по существу, кончены, что они переходят к политической борьбе с большевиками и просят указать, какие условия для мира мы выдвигаем.
Вам, товарищи, всем известен тот договор, который был заключен после этого предложения. Этот договор опять-таки вызвал самые большие нарекания со стороны наших воинов, со стороны солдатской и рабочей массы. Я не буду сейчас останавливаться на этом договоре. Дело прошлое. Я не буду говорить, почему Военно-революционный комитет пошел на уступки. Военно-революционный комитет и здесь пошел на уступки, вопреки требованиям масс, потому что желал избежать еще лишней крови и лишнего разрушения, а полная победа и без того была в наших руках. Поэтому Военно-революционный комитет счел возможным принять условия, которые были выгодны в известной степени для юнкеров и офицеров, которые давали им больше, чем они могли ожидать.
Но так как этот договор передал всю власть в распоряжение Военно-революционного комитета, так как этот договор предоставил нам полную возможность регулировать отношения в Москве в интересах демократии, в интересах рабочих и солдат, то Военно-революционный комитет на этот договор согласился.
...Военно-революционный комитет произвел громадную боевую и организационную работу. Военно-революционный комитет сделал много, страшно много ошибок, товарищи, в этом нет никакого сомнения. Но в процессе борьбы, в процессе боевого действия, когда нужно решать все неотложные вопросы, когда вместе с тем шел вопрос о жизни и смерти, когда шел вопрос о революции, эти ошибки должны были быть неизбежны. Ошибки могли быть большие.
Я надеюсь, что результаты показывают, что мы пришли к победе, что в общем та линия, которую вел Военно-революционный комитет, была правильна, и эта линия привела к тому, что власть в Москве находится в руках Советов. Эту власть мы сейчас передаем вам и от вас зависит, как с нею распорядиться в дальнейшем. (Аплодисменты.)
1 Автор очерка В. А. Кондратьев.
2 Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине. В 5-ти т. М., 1979, т. 1, с. 448.
3 Речь идет о 7-й (Апрельской) Всероссийской конференции РСДРП(б), состоявшейся 24—29 апреля 1917 года в Петрограде.
4 Герои Октября. М., 1967, с. 170—171.
5 См.: Московский Военно-революционный комитет. Октябрь — ноябрь 1917 года. М., 1968, с. 29, 82, 165, 213 и др.
6 Федотов П. Ф. (1887—1962) — член КПСС с 1912 года. Рабочий-сапожник. В дни Октябрьского вооруженного восстания — заместитель председателя разведки Московского ВРК и его оперативного штаба.
7 Печатается с сокращениями по сборнику: Московский Военно-революционный комитет. Октябрь — ноябрь 1917 года, с. 231—247.
8 «Комитеты общественной безопасности» — контрреволюционные организации. Созданы во многих городах России в октябре — ноябре 1917 года для борьбы против социалистической революции. В Москве «Комитет общественной безопасности» был создан при городской думе 25 октября 1917 года во главе с городским головой В. В. Рудневым.
9 Речь идет о вечернем заседании Московских Советов рабочих и солдатских депутатов 25 октября 1917 года.
10 Муралов Н. И.— член Московского ВРК.
11 Речь идет о полковнике К. И. Рябцеве, командующем войсками Московского военного округа.
12 Руднев В. В.— правый эсер, председатель Московской городской думы.
13 Всероссийский исполнительный комитет ж.-д. профсоюза (Викжель) в дни Октябрьской революции стал одним из контрреволюционных центров.
