к оглавлению назад < ^ > вперед   СОЮЗ ЗАЩИТЫ РОДИНЫ И СВОБОДЫ 8. Восстания, организованные «Союзом защиты родины и свободы»       Намеченное восстание в Москве, а потом в Казани было предупреждено и пресечено действиями ВЧК, но центр организации уцелел и продолжал работать ускоренным темпом по восстановлению организации и созданию нового плана восстания.     Время для этого было самое выгодное. Чехословаки подняли мятеж и под руководством правых эсеров обосновались в Самаре и стали распространяться на восток и вверх по Волге.     На Мурмане началось наступление союзников.     Поднявшие восстание не очутились бы в одиночестве: и с Приволжья, и с Севера им протягивалась бы союзническая рука помощи.     Рассчитывая на это, они рискнули и подняли целый ряд восстаний в Муроме, Рыбинске, Елатьме и Ярославле.     Об этом периоде организации «Союз защиты родины и свободы» Деренталь пишет следующее:     «Как только выяснилось, что по отношению организации советский гром грянул не из тучи, немедленно было приступлено к выработке нового плана действия. Казань пришлось оставить, ибо на нее теперь было устремлено все внимание большевистских властей.     В связи с ожидаемым десантом союзников в Архангельске и для непосредственного его облегчения решено было поднять восстание на верхней Волге, в Рыбинске и Ярославле и одновременно во Владимире, Муроме, где помещалась большевистская ставка, и в Арзамасе. Во всех этих пунктах уже имелись местные организации «Союза». Оставалось только прислать туда подкрепление из Москвы и некоторых других городов, не входящих в зону предполагаемого восстания.     Полученные не только определенные сведения о времени высадки десанта, но и просьбы — именно: приурочить к нему начало открытых действий против большевиков из политических соображений — заставили назначить 6 июля днем выступления во всех вышеуказанных местах.     В ночь с 5 на 6 город Ярославль бы захвачен отрядом полковника Перхурова, начальника штаба «Союза защиты родины и свободы».     Героическая защита им города в течение 17 дней против безгранично прибывающих сил противника общеизвестна. Здесь придется только объяснить, почему Ярославль не получил ниоткуда помощи и был предоставлен своей собственной судьбе. Весь план восстания был основан на захвате Рыбинска и находящихся в нем огромных артиллерийских запасов. Ярославское и рыбинское выступление организационно были тесно связаны одно с другим и одно без другого теряли самостоятельное значение. Но выступление в Рыбинске потерпело неудачу. Один из членов местной организации выдал план восстания большевикам, пришедшие ночью к артиллерийским складам отряды попали в засаду. Часть складов была все-таки захвачена, но воспользоваться ею не удалось. После нескольких часов упорного, ожесточенного боя пришлось отступить. Рыбинск остался в руках большевиков, и тем предрешена была судьба не имевшего ни снарядов, ни артиллерии Ярославля». ЕЛАТЬМИНСКОЕ ВОССТАНИЕ     Восстание в городе Елатьме, в Тамбовской губернии, произошло в начале 1918 года 1. Оно относится еще к числу тех многочисленных, организованно не связанных вспышек, которые были так часты в то время, которые являлись результатом бешеной, бессильной злобы против рабочей и крестьянской власти и которые устраивались «безумством храбрых» из белого лагеря. Но в то же время главные участники елатьминского восстания уже связаны с «Союзом защиты родины и свободы», в котором они потом занимают ответственное место. К их числу относятся: Парфенов (Покровский), Сидоров (Аваев) и др. Дело об этом восстании еще не извлечено из архива, но мы для полноты картины все же даем для настоящего обзора имеющийся на руках материал. Такого материала у нас всего два документа: показания Сидорова, помещ. в отд. 33, и заключение следственной части, которые мы и излагаем. ЗАКЛЮЧЕНИЕ ПО ДЕЛУ ЕЛАТЬМИНСКИХ БЕЛОГВАРДЕЙЦЕВ     Дружина, сорганизовавшаяся в городе Елатьме в конце сентября 1917 года исключительно для охраны порядка в городе, с декабря 1917 года становится благодаря разгрому арсенала вооруженной организацией и начинает действовать во вред только что образовавшейся уездной Советской власти. К этому времени в город переехали на постоянное жительство уездные помещики. Помещики, действуя именем и авторитетом дружины, ведут телефонные переговоры с представителями уездной Советской власти, совершают экспедиции в уезд, грабят заводы, вывозят с имений инвентарь и т. п. (взгляните на отчет земельного комитета). Город в лице городской думы не принимает никаких мер к обузданию геройских подвигов помещиков; более того, город распределяет между гражданами вывезенной с завода Девишева весь сухой крахмал, зная определенно, что этот крахмал взят на учет местным земельным комитетом. На ультимативное требование Советской власти выдать бывших помещиков и начальника районной милиции Кошкарева городская дума отвечает отказом; под предлогом различных формальностей городская дума не принимает участия в продовольственном съезде земельных комитетов с. Потапьева, где был ясно и определенно поставлен вопрос о признании в уезде Советской власти; в выборах уездного Совета город опять-таки из-за пустой формальности отказывается принимать участие. Городская дума не выступила бы так открыто против уездной Советской власти, если бы не чувствовала, что за ней стоит определенная вооруженная реальная сила в лице городской дружины. Отчаянное сопротивление, оказанное дружинниками советским войскам, достаточно констатирует, что город мог смело рассчитывать на реальную помощь со стороны дружины. В общем в городе Елатьме в миниатюре повторилась та же великая провокация со стороны городской думы, которая имела место по вине гг. Судневых и Шрейдеров в памятные дни в Петрограде и Москве.     На основании фактов можно формулировать следующее заключение: привлечь дружинников-белогвардейцев к суду революционного трибунала, предъявив им обвинение в организации вооруженного сопротивления советским войскам: судебный приговор юридической комиссии Елатьминского уездного Совдепа пересмотреть, разделить всех заключенных дружинников по степени виновности на несколько групп, приняв во внимание социальное положение каждого в обществе и участие в дружине, возраст и т. п.; привлечь к ответственности весь состав Елатьминской городской думы, предъявив ему обвинение в провоцировании населения слухами о дезорганизованности советских войск и т. п., в вооружении дружины оружием склада воинского начальника, в разоружении гарнизона города Елатьмы; привлечь к ответственности городскую делегацию, посланную перед сражением для переговоров к советским войскам и сообщаемую неверные сведения, будто за городом стоят не советские отряды, а вооруженные тьмы крестьян.     Дело было передано в Ревтрибунал, и о дальнейшей его судьбе пока ничего не установлено. Московские участники, фигурировавшие в деле «Союза защиты родины и свободы»: Парфенов (Покровский), Сидоров (Аваев) и др., проходили по делу «Союза защиты родины и свободы» и были приговорены к расстрелу. ВОССТАНИЕ В МУРОМЕ И МУРОМСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ     Тот же Дикгоф-Деренталь о муромском восстании пишет следующее:     «Муромское выступление, имевшее по планам характер диверсии, сперва было успешно. Город был захвачен. Большевистская ставка арестована. Но ввиду того что в смежном районе благодаря случайности одновременно выступить не удалось, пришлось покинуть город под давлением превосходящих сил противника. Командовавший муромской операцией полковник Сахаров во время отступления должен был слечь в больницу из-за повреждения руки и оттуда благополучно был вывезен за пределы большевистской досягаемости военным доктором Григорьевым, начальником иногороднего отдела «Союза».     По документам и свидетельским показаниям восстание представляется в следующем виде. ОТ УПОЛНОМОЧЕННОГО ВРЕМЕННОГО НАЦИОНАЛЬНОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА К НАСЕЛЕНИЮ     1) Все граждане, населяющие те пункты, на которые распространяется власть правительства или в районе которых происходят боевые операции войск правительства, обязаны подчиняться распоряжениям представителей правительства и начальников отдельно действующих отрядов правительства.     2) Все мероприятия правительства направлены к защите прав и жизни всего населения от грубого произвола, царившего в дни правления опричников-большевиков, к защите родины от врагов, посягающих на ее свободу, и доведению страны до Учредительного собрания.     3) Самочинные аресты, а тем более убийства, столь поощряемые бывшей Советской властью, решительно и неуклонно преследуются всеми должностными чинами правительства. Виновные в неисполнении этого постановления предаются военному суду. Обыски и аресты производятся по ордерам, подписанным уполномоченными правительства или начальниками отдельно действующих частей.     4) Для упорядочения жизни в городах и селениях возобновляется работа в органах местного самоуправления. Городские и земские думы должны быть собраны в наикратчайший срок. До выбора новых представителей в думы к работе призываются члены дум и комиссары, находившиеся на своих постах при бывшем Временном правительстве.     5) Реквизиция имущества, денег и пищевых продуктов у гражданского населения не допускается ни в коем случае. Все сделки должны быть производимы за наличный расчет и по взаимному соглашению. 6) Ввиду полного расстройства железнодорожных путей и надвинувшегося на центральные губернии голода все ограничения Советской власти при продаже и покупке хлеба отменяются. Хлеб продается по вольной цене. Правительство в первую голову озаботится немедленной доставкой дешевого хлеба из Сибири и с юга России в голодающие губернии. Все граждане голодающих губерний могут беспрепятственно ездить за хлебом, беспрекословно подчиняясь правилам, выработанным управлениями железных дорог. Спекуляция пищевыми продуктами будет беспощадно преследоваться.     7) При первой возможности правительство будет стремиться к снятию военного положения в местностях, занятых его войсками, и к широкой амнистии всех, кто по недоразумению своему примкнул к изменникам родины — большевистским главарям.     8) Правительство ни в коем случае не стремится к ограничению прав народа. Правительство защищает родину и свободу от произвола и насилий, царивших в дни правления Советской власти. Все наветы и сплетни о походе правительства против народа, распространяемые агентами большевиков и немцев, правительство с презрением от себя отметает. Все основные законы даст нашей родине Учредительное собрание.     9) Правительство обращается с призывом ко всем слоям населения помочь ему в трудном деле защиты родины и свободы русского народа от врагов внешних и внутренних. Только при поддержке крестьян, рабочих и интеллигенции возможна борьба за светлое будущее России. Правительство напоминает всем, что защита родины и свободы есть прямая обязанность и долг каждого гражданина. Временно исполняющий обязанности уполномоченного правительства, представитель Центрального штаба при Восточном отряде Н. Григорьев   К РАБОЧИМ И КРЕСТЬЯНАМ     Граждане! События последних дней заставляют всех любящих родину и русский народ, всех истинных защитников свободы подняться с оружием в руках против Советской власти и свергнуть насильников, прикрывающих свои гнусные деяния именем народа.     Совет Народных Комиссаров довел Россию до гибели. Совет Народных Комиссаров вместо хлеба и мира дал голод и войну. Совет Народных Комиссаров из великой России сделал клочок земли, политый кровью мирных граждан и обреченный на муки голода. Именем народа самозванцы — комиссары отдали лучшие хлебородные земли врагу земли русской — австрийцам и германцам. У нас отторгнуты Украина, Прибалтийский и Привислинский край 2, Кубань, Дон и Кавказ, кормившие нас и снабжавшие нас хлебом. Этот хлеб идет сейчас в Германию. Этим хлебом питаются те, кто завоевывает нас шаг за шагом и с помощью большевиков отдает нас под власть германского царя. Этим хлебом пользуется немецкая армия, избивающая наш народ в городах и деревнях Украины, на берегах Дона, в горах Кавказа, на полях Великороссии.     Совет Народных Комиссаров — игрушка в руках германского посла графа Мирбаха.     Совет Народных Комиссаров предписывает декреты именем народа, но декреты эти пишет царь Вильгельм. Отвергая соглашения внутри страны с лучшими гражданами, Совет Комиссаров идет не только на соглашательство с германскими империалистами, но беспрекословно исполняет все их приказания и требования.     Совет Народных Комиссаров своей изменнической политикой, исполняя приказания графа Мирбаха, заставил подняться войска чехословаков, которые шли на Западный фронт для борьбы с немцами. Граф Мирбах приказал разоружить 60-тысячный корпус чехословаков, и Совет Народных Комиссаров покорно подчинился его требованию.     Чехословаки, преданность которых России была неоднократно доказана, принуждены были восстать и не позволить себя разоружить. Они знали, что разоруженных их предадут Австрии, которая не будет церемониться с ними, как со своими бывшими подданными, поднявшими оружие против австрийского императора.     Чехословаки — истинные республиканцы и служат тому же святому делу, что и мы. Они идут войной против поработителей и не позволят задушить свободу. Народные комиссары, зная, что гнев народа страшен, ради спасения своей жизни и цепляясь за власть, опираются сейчас на штыки немцев и одураченных латышей, изменив давным-давно делу рабочего класса.     Народные комиссары вызвали вновь ужасную братоубийственную войну, посылая отряды Красной гвардии и латышей против крестьян отнимать у них хлеб. Народные комиссары арестовывают и расстреливают рабочих, не согласных с их политикой, подтасовывают выборы и душат все гражданские свободы.     Совет Народных Комиссаров судорожно ищет хлеба — но кто даст хлеб изменникам родины. Сибирь не даст им хлеба, а теперь только Сибирь и отчасти Дон смогут прокормить нас. Сибирская железная дорога в руках восставших против Советской власти, и только тогда мы получим по вольной цене дешевый хлеб, если сами свергнем насильников и изменников родины — Совет Народных Комиссаров — и присоединимся к восставшим.     К оружию все! Долой Совет Народных Комиссаров! Только свергнув их, мы получим хлеб, мир и свободу! Да здравствуют в России единение и порядок! Прогнав Советскую власть, мы прогоним вместе с ними и гражданскую войну и снова обретем былую силу и мощь.     А тогда не страшны нам будут враги нашей родины.     Долой опричников — народных комиссаров и их приспешников.     Да здравствует грядущее Учредительное собрание!     Да здравствует свободная великая родина! «Союз защиты родины и свободы»   ПОКАЗАНИЯ ТАГУНОВА 3     Допрошенный председатель уездного комитета партии коммунистов Никифор Николаевич Тагунов, 21 года, живет в городе Муроме, Полевая, д. 21, показал:     «В последних числах июня 1918 года я был уездным исполкомом назначен руководителем по организации уездной Чрезвычайной комиссии: мною был приглашен в качестве секретаря тов. Сосновский и сотрудником по организации тов. Кириллов, ныне член уездной Чека. Пятого или шестого июля я поехал в город Владимир за материалами по организации комиссии, где и пробыл я по 8 июля включительно, так что во время самого белогвардейского восстания в городе Муроме я не был, но о периоде, предшествовавшем восстанию, я могу дать некоторые сведения. За несколько дней до приглашения мною тов. Сосновского и тов. Кириллова коммунистом тов. Машченко Николаем, в настоящее время находящемся где-то на Южном фронте, было сообщено о подозрительном поведении Николая Павловича Сахарова, бывшего полковника или подполковника, хорошо не помню, часто наезжавшего в Муром к своим родителям, жившим в Спасском монастыре, а также что среди муромских обывателей ходят глухие слухи о связи Сахарова с руководителями чехословацкого движения на Востоке и в Сибири. На основании этих данных мною было поручено военному комиссару тов. Лашкову числа 3 или 4 июля произвести обыск в семье Сахаровых в Спасском монастыре, где при обыске были обнаружены у матери Сахарова — Антонины Васильевны Сахаровой около 130 000 рублей кредитками в ларе под иконами. Были ли они скрыты, мне неизвестно, об этом может подробно рассказать тов. Лашков, производивший этот обыск. По словам Лашкова, Сахарова заявила, что эти деньги достались ей якобы по наследству и несколько тысяч из этих денег увез в Нижний недавно уехавший туда сын ее Николай Павлович. Эти 130 000 рублей у Сахаровой отобраны. Сахарова была оштрафована с согласия уездного исполкома на 30 000 рублей, а остальные деньги было постановлено сдать на текущий счет Сахаровой в банк согласно бывшим декретам о хранении денег частными лицами. За болезнью Сахаровой в связи с обысками сведения о назначении денег Сахаровой и копию постановления о штрафе и судьбе денег получила гражданка Петрова — домашний врач Сахаровой. Она живет и теперь в Муроме, но где именно, не знаю. Считая этот результат обыска весьма показательным, решено было дождаться возвращения Николая Сахарова из Нижнего. Я же через дня два поехал в губчека во Владимир, где находились материалы по организации чрезвычайных комиссий и сведения о методах работы контрреволюционных организаций, которые можно было бы использовать для борьбы с местными контрреволюционными организациями и пролить свет на странное появление большой суммы денег в семье Сахаровых. Во время моего отсутствия работа по борьбе с контрреволюцией временно приостановилась. Во Владимире же достаточные сведения о возможности существования контрреволюционных организаций в пределах губернии, и в частности в городе Муроме, получены не были; 8 июля вечером при посадке на поезд на станции Владимир я был остановлен тов. Голлером, ныне губернским военным комиссаром, который мне сообщил о занятии Мурома белогвардейцами. В этот же день я выехал из Владимира в качестве политического комиссара в Муром с отрядом в 250 человек, посланным губернским военным комиссариатом. 10-го мы утром были в Муроме, откуда белогвардейцы уже бежали, прогнанные местными силами, и порядок был снова восстановлен, и началось преследование еще не успевших скрыться членов белой гвардии. Я вступил в число членов чрезвычайного штаба по борьбе с контрреволюцией, сорганизовавшегося 10—11 июля. Удалось установить по оставшимся публикациям и приказам штаба белогвардейцев, что в Муроме действовал Восточный отряд Северной Добровольческой армии, командующим которой был генерал Алексеев и политическим руководителем член всероссийского Временного правительства Б. Савинков. Командиром Восточного (муромского) отряда был полковник Николай Сахаров и полковым комиссаром некто Григорьев Н., по многим предположениям, брат жившего в 1911 —1912 годах доктора Григорьева, преподававшего гигиену в муромских средних школах и выбывшего неизвестно куда. Эти лица фигурировали на всех приказах, изданных белогвардейцами во время захвата города. Этими же материалами было установлено, что белогвардейцы принялись за мобилизацию всех годных сил: были призваны все офицеры, чехословаки, которые в приказах именовались «нашими друзьями», а также и добровольцы из среды населения. Сборный пункт был назначен в помещении бывшего воинского начальника по Ивановской улице. Жалованье сулилось рядовым 300 рублей, остальным больше. Были и воззвания к рабочим, крестьянам и гражданам, воззвания были составлены в чисто левоэсеровском духе и призывали к свержению Совета Народных Комиссаров, который объявлялся предавшим Россию Германии. Эти воззвания были за подписью «Союза защиты родины и свободы». Все приказы и воззвания были напечатаны в Муроме в типографии бывшей Миловановой, где белогвардейцы, захватив город, заставили силой рабочих эти приказы и воззвания отпечатать. В помещении бывшего воинского начальника помещался штаб белогвардейцев. В состав его входили Сахаров, Григорьев и в качестве казначея местный купец Алексей Федорович Жадин, скрывшийся неизвестно куда после восстания. Были, конечно, и еще другие лица, исполнявшие руководящую работу в штабе, но я лично не помню всех данных следствий и назвать их не могу. Удалось установить, что штабом этим посылались отряды. Первый — на станцию Навашино Казанской железной дороги, где он был разбит рабочими судостроительной верфи Коломенских заводов (верст 12 от Мурома эта верфь). Станция Навашино верст 12 от Мурома. Ездили белогвардейцы на паровозе с платформой впереди и двумя вагонами. Второй отряд был ими отправлен по направлению в город Ковров. Разобрав путь в нескольких местах между станциями Селивановом и Муромом, отряд вернулся обратно. Этот отряд тоже ездил на паровозе с вагонами, и, как удалось установить из опросов задержанных и свидетелей, два раза 9 июля утром и 12 вечером и во время вечерней поездки на одно из разобранных мест столкнута с целью загромоздить путь платформа. Железнодорожников заставили работать силой, но кто из железнодорожной прислуги ездил с этими поездами по принуждению белогвардейцев, установить не удалось. Удалось установить из допросов участников восстания, что организация сил началась еще с мая месяца, когда Сахаров предлагал подпоручику Дубницкому, тоже участнику восстания, впоследствии расстрелянному, как говорил сам Дубницкий на допросе, вступить ему в «Союз защиты родины и свободы», куда Дубницкий согласился вступить лищь в июне или, в первых числах июля 1918 года. Восстание было организовано как силами приезжими, так и местными; так, приезжали силы и из Владимира, хотя точно этого нам установить не удалось. Восстание началось вечером 8 июля. В этот вечер местное бывшее офицерство, а также приезжие пьянствовали на Окском бульваре, где они и распивали вино, с собою принесенное и полученное на месте. Приблизительно в полночь через посредство своих людей из среды инструкторов Красной Армии, военного комиссариата белогвардейцам удалось обезоружить караульную 4 роту Красной Армии, помещавшуюся в то время на Успенской улице, и вооружиться. В этот день вечером еще до разоружения роты по городу и Окскому бульвару ходили вооруженные винтовками пьяные офицеры и выстрелами в воздух разгоняли публику. Одновременно с этим происходили захваты квартир отдельных советских работников и учреждений, так что к 11 часам дня 9-го все советские работники сидели уже в тюрьмах, а город был захвачен, и по нему были расклеены воззвания и приказы, о которых я говорил уже выше. Как удалось установить, отношение буржуазии к захвату власти было очень сочувственное к белогвардейцам; так, торговцы снабжали их продуктом, пряниками и бутербродами. Так, например, снабжали белогвардейцев колбасой торговцы Яковлевы, ныне находящиеся на свободе и живущие здесь. Духовенство тоже отнеслось сочувственно к восстанию. Так, 9-го днем в соборе был молебен в присутствии всей буржуазии Мурома, где было благодарственное молебствие об освобождении города от большевиков. Принимал ли участие в этом молебне епископ Митрофан Муромский и также кто именно из духовенства, сказать не могу. Из показаний же послушника епископа Митрофана Алексинского видно было, что Митрофан имел тесную связь с полковником Сахаровым и через Алексинского передал ему деньги и относился сочувственно к перевороту. Большинство белогвардейских добровольцев состояло из учащейся молодежи Мурома, пошедшей в ряды белой гвардии под влиянием своих родителей. Так, например, Василий Порфирьевич Рожков ловил на улице реалистов и направлял в штаб записываться в белую гвардию. Рожков ныне скрылся и, надо думать, находится на Украине. Он был преподавателем в реальном училище географии и космографии. Все белогвардейцы ходили с белыми повязками на рукавах. Из среды учителей реального училища с таковыми ходили Петр Васильевич Добролюбов, ныне скрывшийся, народный социалист, фигурировавший в списках по выборам в Учредительное собрание от Владимирской губернии, и Богоявленский, преподаватель математики, живущий в Муроме и ныне находящийся на свободе. Находящаяся в городе еврейская община, очевидно, из видов самосохранения от погромов, которыми угрожали белогвардейцы на тайном собрании 9-го числа, решила целиком записаться в белую гвардию, чтобы запастись для самообороны оружием, если будет погром. Группа правых местных с.-р. решила записаться в гвардию (и впоследствии мотивировала свое участие «необдуманностью»), чтобы с оружием в руках отстаивать интересы пролетариата и бедноты от слишком буржуазного состава белой гвардии. Такое заявление было сделано членом этой группы Николаем Андреевичем Зворыкиным, ныне находящимся на свободе и живущим по Нижегородской улице; он тоже зачислился и получил винтовку, а также исполнял поручения штаба по охране города. Меньшевики участия никакого не приняли в восстании. Широкие массы рабочих, сначала было поддавшиеся на призыв белогвардейцев против Брестского мира, после приказов, появившихся через несколько часов после этих призывов, в которых упоминались фамилии генерала Алексеева и Савинкова, опомнились и стали относиться к белой гвардии резко и враждебно. Из среды инструкторов Красной Армии, способствовавших восстанию, могу назвать Зимоглядова, бывшего офицера, ныне скрывшегося; Завулонова — расстрелянного, и из лиц, находящихся в Муроме, сейчас назвать никого не могу, да и остался ли кто из них в Муроме, не знаю. Скрылся также руководитель восстания бывший штабс-капитан Петров, откуда он и где он сейчас, мне неизвестно. То же могу сказать о бывшем офицере Гвоздеве. Вообще список лиц, так или иначе принимавших участие в восстании, имеется в Муромской чрезвычайной комиссии. Более я ничего показать не имею.      ПОКАЗАНИЯ КИРИЛЛОВА     Допрошенный заведующий спекулятивным отделом Муромской чрезвычайной комиссии Александр Ильич Кириллов, 28 лет, из муромских жителей родом, живущий в городе Муроме, по Овражной улице, дом 60, показал:     «Я прибыл в Муром из Петербурга в мае месяце 1918 года, а в июне был приглашен тов. Тагуновым в качестве сотрудника по организации уездной Муромской чрезвычайной комиссии. Еще при приезде в Муром мне стало казаться, что здесь не все благополучно; так, какие-то скрытые силы действовали против партии большевиков. Это было видно хотя бы из того, что на митингах, устраиваемых партией в разных местах, резолюции коммунистов не проходили в их целом, а некоторые лица, находившиеся на советской службе, тоже вели себя очень подозрительно; большинство из них были бывшие офицеры. Так, например, Кравченко, бывший штабс-капитан, занимавший должность начальника милиции, был вечно пьян и делами не занимался.      Его в силу этого за неделю до восстания отстранили от должности. То же можно сказать о бывшем офицере, кажется подпоручике Блескунове, занимавшем должность военного руководителя в Муромском уездном военном комиссариате. Блескунов крайне небрежно относился к своим обязанностям, его тоже недели за полторы до восстания отстранили от должности. Оба эти лица играли роль в последовавшем 8—9 июля восстании. Кравченко заведовал тюрьмой и по охране города играл большую роль, вообще был видным руководителем восстания. Он был задержан после восстановления Советской власти в городе Муроме пьяным и был расстрелян как активный участник восстания белогвардейцев. Блескунов тоже, как говорили, участвовал активно в восстании, но задержать его не удалось, и он скрылся неизвестно куда. Наконец я могу назвать еще бывшего офицера Мяздрикова, который был председателем Союза муромских инвалидов и который был замечен до восстания в том, что возбуждал недовольство среди них против власти Советов. О нем говорили как о лице, тоже принимавшем активное участие в восстании и после восстания скрывшемся неизвестно куда. За отъездом тов. Тагунова я остался за него, причем на мою задачу выпало следить за приездом полковника Сахарова, у матери которого была найдена при обыске подозрительно большая сумма денег. Тов. Тагунов уехал, кажется, 6 июля; 8 июля вечером, часов в восемь, я был на Окском бульваре, где гуляло много публики. Мне бросилось в глаза, что публика была крайне нервно настроена, и в особенности молодые купчики и мелкая буржуазия; говорили об убийстве в Москве германского посла и критиковали Советскую власть, но активных призывов к свержению власти Советов я не слышал; пьяных в толпе я тоже не заметил. После этого я побывал на Нижегородском бульваре, но здесь было все спокойно, и я ушел домой. Придя домой, я залег спать, но около 10 часов вечера меня разбудила жена и сообщила, что в городе идет стрельба; действительно, я, прислушавшись, услышал сначала отдельные винтовочные выстрелы, затем несколько залпов. Я тогда пошел со своим братом по направлению к Касимовской улице, к уездному Совдепу, но по дороге встретил тов. Шорина и Храмова с Станкевичем, служивших в то время в милиции и живущих теперь в городе Муроме. Они сообщили, что творится что-то непонятное и что к зданию милиции, что на Московской улице, пройти нельзя. Какие-то вооруженные люди не пропускают. Мы все вместе пошли к военному комиссару тов. Лашкову, живущему по Старой Банковской улице, и тут увидели, что дом его окружен вооруженными людьми, хлопавшими затворами ружей. Кто был среди этих людей, разобрать не удалось из-за темноты. Мы ушли в комитет партии, что в доме Русакова по Касимовской улице. Придя туда, я позвонил в Совет, желая узнать, в чем там дело, но на мой вопрос ответили, что когда вас всех перережут, то вы и не узнаете «кто», и спросили мою фамилию, я им ответил, кто я, и повесил трубку, сообразив, что Совет кем-то уже захвачен. После этого мне позвонили со станции Навашино, желая поговорить со мною, но кто — неизвестно, так как разговор в самом начале прервался, и передать мне о случившемся туда не удалось. Часу в первом ночи мимо здания фракции проехал автомобиль грузовой с пулеметом, с вооруженными людьми. Было на нем человек восемь, стрельбу они не производили. Автомобиль ехал быстро, и поэтому и также благодаря темноте разобрать, кто в нем был, не представлялось возможности. На автомобиле был белый флаг. Часам к двум ночи стрельба в городе стала затихать. Часов в пять утра 9-го мимо проехало еще несколько автомобилей, тоже с белыми флагами и несколькими вооруженными людьми, лиц которых разобрать не удалось. Часов в пять я брата Бориса отправил в мастерские Казанской железной дороги организовать защиту, а я еще остался, поджидая его возвращения. Около 6 часов подъехал к зданию фракции автомобиль и окружили люди, в нем бывшие, с целью захвата нас. Я хотел было стрелять по подходившему к дому фракции гражданину Сажину, сыну местного фотографа, Сажин был вооружен револьвером. Бывший со мною тов. Лепехин — это редактор местной газеты «Муромские известия», он и сейчас живет в Муроме. Я перелез через забор в Полевую улицу, причем при перелезании какой-то человек, мне неизвестный, дал по мне выстрелы, на которые я отвечал. Но за мною погнался автомобиль, открывший по мне стрельбу. Я, отстреливаясь, убегал, и мне удалось от его преследования спрятаться и садами выбраться на Касимовскую улицу, откуда пробрался домой. Дома я вооружился бывшей у меня бомбой, карабином и затем отправился прочь из города в Мельники с целью оттуда привести отряд. Мельники отсюда в 40 верстах; 9-го вечером я был уже в Мельниках, где и собрал отряд, но ввиду его малочисленности он не мог выступить и стал только охранять Мельники от какого бы то ни было пришлого из Мурома элемента. Вернулся в Муром 11-го, когда пришло известие, что порядок в Муроме восстановлен и все спокойно. Брат мой был захвачен белогвардейцами в плен и также редактор газеты товарищ Лепехин. О роли разных классов общества я могу сказать, что местное купечество, интеллигенция и духовенство отнеслись очень сочувственно к белогвардейцам и помогали им подарками, хлебом, пряниками. Духовенство же служило и молебен благодарственный о падении власти большевиков в Муроме; так, по крайней мере, передавали в народе после восстания. Учащиеся под влиянием учителей записывались в белогвардейцы. О роли епископа Митрофана сказать ничего не могу, кроме того, что он хорошо был знаком с руководителем восстания Сахаровым и его семейством. О том, кто именно в восстании принимал участие, я могу сослаться на списки этих лиц, имеющиеся в Чрезвычайной комиссии, где они все названы поименно, а так я припоминать не в состоянии. После я показать ничего не имею. Добавляю, что Сажин в настоящее время скрылся и, где находится, мне неизвестно. ПОКАЗАНИЯ ЛЕПЕХИНА     5 февраля 1918 года допрошенный Виктор Иванович Лепехин, редактор газеты «Известия Муромского Совдепа», 38 лет, Петербургской губернии, завод Бикдиярнский, Осинского уезда, живу в Муроме. Член комитета партии коммунистов.      «Я состою редактором газеты «Известия Муромского Совдепа» приблизительно более года, то есть, иными словами, с самого ее основания. Приехал в Муром 7 июля 1918 года из двухмесячного отпуска и поэтому не был в городе Муроме до 7 июля. Какие настроения были у разных классов общества до восстания, я сказать не могу. 8-го, когда начался самый переворот, я был часов до 8 вечера на Окском бульваре, где ввиду местного праздника гуляло много публики, главным образом из среды буржуазии, интеллигенции и учащихся. Толпа вела себя шумно, но каких-либо выпадов против Советов, каких-либо призывов к свержению власти Советов я лично не слышал. Также не видел, чтобы в толпе раздавались какие-то летучки. Погуляв, я вернулся домой в помещение редакции, помещавшейся в доме Русакова по Касимовской улице, здесь же было и фракционное бюро партии коммунистов. В часу одиннадцатом я услыхал одиночные выстрелы, но не придал им значения, полагая, что в городе где-либо «пошаливают». Часов в одиннадцать приблизительно пришли ко мне товарищи Кириллов Александр и брат его Борис и кто-то из служивших в милиции, фамилии которого я не помню. Они спросили меня, что происходит, я ответил, что не знаю. Стали звонить в милицию. Звонил я, но со станции ответили, что провод порван и соединить нельзя. Товарищ Кириллов Александр позвонил в Совдеп, но и туда было звонить поздно, так как нас не соединили, но Совдеп оказался уже занятым белогвардейцами; мы тогда решили дожидаться рассвета в доме, где находились. Часа в четыре утра 9-го товарищ Борис Кириллов задумал пробраться в помещение железнодорожных мастерских Казанской железной дороги, где он служил слесарем, а мы все остались. В начале пяти часов утра приблизительно я увидел сновавшие мимо автомобили-грузовики с людьми, частью вооруженными, а частью — нет. В автомобилях сидело человек 5—6, у некоторых были белые повязки на рукавах. На некоторых автомобилях были белые флаги; пулеметов я на автомобиле не заметил. Таких автомобилей проехало мимо несколько штук. По большей части лица находившиеся были знакомы мне в лицо. Это были главным образом служащие советские — бывшие офицеры; фамилий их я не знаю; как я слышал, большинство из них было после восстановления порядка расстреляно. Около четырех или пяти часов, хорошенько я теперь не помню, но до заутрени, к дому нашему подъехал грузовик-автомобиль с шестью лицами, из них один шофер, трое сошли и. направились к дверям дома и дали звонок и стучали, по-видимому, прикладами. В это время товарищ Александр Кириллов из дому ушел, намереваясь скрыться через сад, сзади дома. Я остался и, решив, что сопротивление бесполезно, пошел открывать дверь, а товарищ милиционер (кажется, его фамилия Станкевич) еще спал в комнате. Вошедшие к нам офицеры, двое — учащиеся реального училища, фамилий коих не знаю, скомандовали «Руки вверх!», отобрали бывшее у нас оружие и, захватив меня, милиционера и сторожа Данилова, ныне умершего, посадили нас на автомобиль и увезли в помещение военного комиссариата (бывшего воинского начальника) по Ивановской улице, где, как оказалось потом, был штаб белой гвардии. По дороге в штаб автомобиль останавливался около помещения пулеметной команды по Касимовской улице, д. № 25, и забрали оттуда две пулеметных ленты. Сопротивления бывшие здесь два красноармейца не оказали и были также взяты в плен. Когда нас везли по Московской, из дома Яковлева, где жил обычно только домовладелец, из открытой фортки, наш автомобиль приветствовали — махали белым платком. Кто махал, разобрать было нельзя, но рука была женская. То же самое было, когда мы ехали по Ивановской улице, но из какого дома, я не помню. По приезде к штабу я заметил несколько грузовиков-автомобилей (кажется, три штуки) и пулемет, стоящий на улице. Перед домом стояла группа лиц из бывшего офицерства, часть из них была с погонами и вооружена; офицерство было больше молодежь. Главную роль играл какой-то незнакомый мне офицер, лет 35— 40, одетый в шинель внакидку с целой колодкой орденов, медалей на груди. На голове у него была фуражка защитного цвета, погоны же были полковничьи. У этого офицера была большая окладистая борода рыжеватого цвета. Кто он и как его фамилия, я не знаю. Нас, по его распоряжению, отвели в помещение комиссариата, где нас охранял с винтовкой бывший офицер с черной повязкой на глазу, как его фамилия, я сейчас не вспомню, он и сейчас живет в Муроме. Кроме того, я заметил в автомобиле у дома студентов Гундобина и Сергея Белонина с винтовками. Оба они сейчас живут в Муроме. В шестом часу утра 9 июня нас отвели в тюрьму. Конвой состоял из незнакомых мне учащихся, и начальником караула — бывший офицер Завулонов, ныне расстрелянный. Должен сообщить еще, что в помещении комиссариата, где мы сидели минут 40, было человек с нами сорок пять, большинство—красноармейцы и милиционеры. Всех нас поместили в тюрьму, где мы и просидели до шести часов утра 10 июня, когда нас освободили пришедшие товарищи. В тюрьме мы мало обменивались впечатлениями дня. Пищу нам давали. К вечеру 9-го нам передали в тюрьму, что придет помощь из Владимира и Коврова. Более я ничего не знаю. Об отношениях местных кругов к перевороту можно сказать, что сочувственно к нему отнеслись лишь крупная и средняя буржуазия, духовенство и местная интеллигенция; рабочие же — резко отрицательно. О роли духовенства, и в частности епископа Митрофана, во время захвата власти белогвардейцами я сказать не могу, но полагаю, что они здесь сыграли роль как возбудители масс против народной власти — власти Советов. Хорошо характеризует, по-моему, отношение духовенства и епископа Митрофана к Советской власти то собрание, которое было устроено духовенством еще 2 февраля 1918 года, в праздник Сретения в церкви Ивана Предтечи на Советской площади. Собрание это было часов в семь вечера, и я на нем был совершенно случайно. Еще подходя к церкви, я заметил экипажей семь собственных, принадлежащих буржуазии, а в церкви 600 приблизительно человек народа. Народ был всех сословий и классов. В церкви стояли столы, покрытые красным сукном, и вокруг них сидели духовенство и купечество. Около толпились дамы и более интеллигентная публика. До моего прихода говорились, очевидно, речи, и начала я не застал. Епископ Митрофан был здесь и благословлял народ, стоя на амвоне. Бывший офицер Мяздриков, впоследствии принимавший видное участие в восстании 8—9 июля, читал послание патриарха Тихона 5, где говорилось, что Советская власть посягает на церковь и ее достояние. По прочтении послания Мяздриков говорил речь, где призывал народ сплотиться на защиту церкви, на которую посягают большевики. Говорили и другие ораторы о том, что большевики хотят обобрать церкви, притеснять веру христианскую, что власть захватили евреи и что надо твердо стать на оборону церкви. Епископ, стоя на амвоне, при мне речей не говорил, а лишь, по-видимому, сочувственно слушал и время от времени благословлял народ и ораторов. Я тоже попросил слова и с трудом его добился. Я стал говорить, что вы сами здесь оскорбляете церковь, говоря в храме молитвы слова, дышащие злобой и ненавистью к людям; мне тогда не дали говорить, и возбужденная толпа стащила меня с места, где я стоял, и чуть не избила. Я их усовестил лишь тем, что, обратясь к епископу, закричал: «Надеюсь, что в церкви-то у вас не будут драться». Меня отпустили, и я ушел в Красную гвардию, где сообщил о происходящем в церкви, но, когда в церковь пришли красногвардейцы, никого уже не было и она была заперта. Отсюда видно, что духовенство и епископ Митрофан давно были враждебно настроены к власти Советов и настраивали толпу против этой народной власти рабоче-крестьянского правительства. Добавляю, что фамилия офицера, караулившего нас в помещении комиссариата, с повязкой на глазу,— Коняхин. Более я ничего показать не имею. Лепехин». ПОКАЗАНИЯ АЙЗИКА ЛИБСТЕРА      Айзик Самуилович Либстер, 36 лет, гражданин Могилева, Могилевской губернии, живу в городе Муроме по Московской улице, д. № 21, часовой мастер, председатель местной еврейской общины. Во время переворота я находился в городе Муроме и после него был арестован советскими властями и в течение месяца просидел в тюрьме по подозрению, что участвовал в белогвардейском восстании, но затем меня сейчас же освободили как лицо совершенно непричастное и лишь случайно по недоразумению попавшее в число арестованных. Мой арест был вызван следующим обстоятельством. 9-го числа, когда уже совершился переворот, ко мне днем, вернее, в шестом часу вечера, забежала сильно взволнованная жена еврея — агента уголовной милиции Горбарского — и просила меня, как председателя общины еврейской, пойти в штаб... говорят, что в помещении бывшего воинского начальника, и посодействовать освобождению ее мужа, арестованного белой гвардией как советского служащего. Я, конечно, в этой просьбе ей отказать не мог, в шесть приблизительно часов, несмотря на то что был болен, отправился в штаб белой гвардии хлопотать о Горбарском. По дороге мне встретились автомобили с белыми флагами и вооруженными людьми, быстро ездящие по городу, отдельные группы вооруженных людей, а у самого штаба— толпы народа, главным образом учащейся молодежи с винтовками, которых обучали военным приемам инструктора белой гвардии, по-видимому бывшие офицеры. Войдя во двор, я заметил группу, по-видимому, начальства, среди которой были местный купец Жадин, бывший офицер Петров и др., фамилии коих я не знаю. Все они были сильно навеселе, и многие так и прямо пьяны. Я обратился к Жадину, которого знал раньше, и стал просить его о Горбарском; он после уговоров согласился отпустить последнего, если я за него поручусь; я сказал, что поручусь, и собрался уходить. В это время пришли представители от еврейской молодежи Союза сионистов во главе с Кругликовым, председателем Союза сионистской молодежи, которые обратились к названному уже Петрову, прося дать им оружие для защиты еврейских кварталов, так как в городе ходят упорные слухи о готовящемся погроме евреев. Сначала Петров не согласился, говоря, что они-де, белогвардейцы, сами охранят порядок, но затем дал 20 винтовок и немного патронов. Я вместе с этими представителями в числе пяти человек вышел и даже помог им нести винтовки, но, дойдя до своего местожительства, передал винтовки и пошел домой, чувствуя себя больным и разбитым еще нервными переживаниями дня, и более до восстановления власти Советов на улице не был. Должен сообщить, что, действительно, едва власть захватили белогвардейцы, как местные черносотенные чины зашевелились, и сначала понеслись среди евреев слухи, что готовится еврейский погром, а затем на улице все время открыто черносотенные элементы стали угрожать, что расправятся с нами — евреями. Эти угрозы я слышал, проходя улицами и лично. Конечно, среди нас — евреев — поднялась паника, а более энергичная молодежь, состоявшая главным образом из беженцев, решила принять меры к защите. Результатом этого решения и была делегация в штаб белой гвардии. Беженцам угрожала более всех опасность, ибо они жили на окраинах города — на Овражной, Фабричной и Никольской улицах и др. В настоящее время большинство беженцев уже разъехалось на родину к себе, в Ковенскую, в Виленскую и другие губернии. Айзик Самуилов Либстер   ПОКАЗАНИЯ ВЛАДИМИРА РОЗАНОВА     Розанов Владимир Николаевич, [житель] г. Мурома, Козмодемид. пер., д. № 11. Безработный. Живет на жалованье сестры. На военной службе не был. Был в белой гвардии. Раньше об организации не знал и с 8-го на 9-е был дома, записался 9-го утром, был на посту на мосту, потом на дворе, у воинского, потом ходил домой, ночью пришел опять туда, но увидел, что публика разбегается, бросил винтовку и пошел вдоль Оки. Пришел в Поздняково к товарищам Прол. Уезжая от Прол., был арестован в Монастырке.     В белую гвардию пошел, побуждаемый тяжким материальным положением. Показания дал Вл. Розанов   ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ДОПРОС ВЛАДИМИРА ИВАНОВИЧА АЛЕКСИНСКОГО     Был на Выксе, где принимал участие и стрелял. Винтовку оставил в волсовете 6, у гражданина Андрея Кольдинова, там же винтовка Лебедева и Соколова. Сахаров жил у нас в монастыре. Сахаров часто ходил к архиерею. Сахаров с архиереем были в хороших отношениях. Накануне восстания Сахаров был у архиерея. Сахаров разговаривал и со мной; говорили, как хорошо жилось при царе и все было дешево, а сейчас мы проживаем все последнее. Большевики Россию довели до гибели и что их нужно прогнать от власти, тогда будет нам лучше жить, они довели до того, что хлеба нет и народ голодает, и все это из-за большевиков. Сахаров просил меня, чтобы во время восстания ему пособить, за что Сахаров обещал мне дать денег две тысячи. После разговора со мной Сахаров пошел к архиерею посоветоваться насчет большевиков. Архиерей сказал Сахарову, что большевиков нужно уничтожить, чтобы их не было; говорили при мне, так как меня архиерей любил и он мне родной дядя. Сахаров говорил, что завтра сделаем восстание, и говорил, что приехало много белогвардейцев, которые помогут сделать восстание и прогнать большевиков. Потом Сахаров ушел от архиерея, и я его провожал до дому и входил с ним в его квартиру, где он меня приглашал пить чай. Я принимал участие в восстании только утром. Когда была стрельба, архиерей проснулся, но он знал, что белогвардейцы прогоняют большевиков. Утром архиерей меня послал к Сахарову на квартиру — он жил все еще в монастыре — с словесным поручением, которое заключалось в том, чтобы передать Сахарову посылку, которая была завернута в обертку, в которой были деньги; на квартире Сахарова не оказалось; меня архиерей послал в город по Ивановской улице, в дом бывшего воинского начальника, и там эти деньги были мною переданы Сахарову, за это Сахаров очень меня благодарил и даже приглашал кушать чай, но я отказался и спешил на свою службу; когда вернулся, то доложил архиерею, что деньги сдал Сахарову; тогда архиерей меня задержал на полчаса и сказал: «Иди, Володя, помогать Сахарову». После слов архиерея я пошел к Сахарову в дом бывшего воинского начальника. Когда пришел к Сахарову, он дал мне винтовку, и я пошел на 5 минут в монастырь взять припасы, то есть продукты, и пошли к станции, наняли лошадей и поехали на Выксу вместе с Сахаровым и др. Когда заходил в монастырь за продуктами, то заходил к архиерею попрощаться и сказал, что я еду на Выксу с Сахаровым. Архиерей меня благословил и сказал: «С богом, Володя». Владимир Алексинский, послушник у архиерея. 9 августа 1918 года. Город Муром, Спасский монастырь. Дознания снимал член чрезвычайного штаба Николаев.   ПОКАЗАНИЯ МИХАИЛА КРЯКОВА     Я, Кряков, являюсь в Чрезвычайную комиссию добровольно с повинной и чистосердечно признаюсь.     9 июля сего года, дня, я принял участие в белогвардейском восстании в городе Муроме. Это произошло таким образом: утром этого дня я узнал от своих рабочих о совершившемся в Муроме перевороте и, возбужденный этим, пошел на двор управления воинского начальника. Придя туда часов в 10 утра, застал на дворе много народа. Вошел на двор, но уйти со двора уже не удалось, так как там было много народа. Некоторые из знакомых там посоветовали и мне записаться в белую гвардию. Знакомые — Зиновьев, Алексей Жадин, Гладков, Короткий, и я записался. Записывал меня какой-то незнакомый мне прапорщик, и после этого в цейхгаузе на дворе мне выдали оружие, винтовку и патроны. Тут же белым платком я обвязал рукав, и вышел на улицу, и отправился сначала домой, где напился чаю, затем переоделся в солдатскую форму (которая у меня раньше имелась) и с Гладковым пошел опять к воинскому начальнику. Придя туда, мы застали, как неизвестный какой-то прапорщик производил набор отряда для посылки в Ковров. Мне предложено было войти в этот отряд. Я отказался. Вскоре был произведен новый набор в отряд для посылки в Ковров. Я тоже отказался. Затем троим нам — мне, Гладкову и еще товарищу, неизвестному мне со штаба,— предложено было идти в тюрьму и арестовать начальника. Приведя его в штаб белой гвардии (это было уже около 4 часов пополудни), я решил уйти домой и пошел со двора с винтовкой, но, дойдя до церкви Вознесения, раздумал, вернулся обратно, положил винтовку в помещении воинского начальника и уже вторично и окончательно ушел домой. Еще припоминаю, что меня и Гладкова посылали арестовать Большакова, но этот Большаков попался нам на улице, и мы его не арестовали, а пошли к нему на квартиру, произвели обыск и взяли там бомбу, которую Гладков унес в штаб белой гвардии и сдал там, а я отправился домой, пообедал там, а потом ходил опять в штаб, но, пробыв там недолго, ушел около 5 часов снова домой и больше туда не возвращался. Ночь ночевал дома. Часа в 3 ночи кто-то с улицы постучал в окно и крикнул: «Михаил Михайлович дома? Скажите ему, чтобы спасался». Меня разбудили, я поднял своего сына Бориса и рабочего Василия Евграфова Акимова, собрались и поехали на рыбную ловлю, верст 11 по Оке — на Гладкий яр. Там я пробыл на ловле семь суток, затем простудился и решил вернуться, но, дойдя до Якиманской слободы, остановился, слез и пришел к знакомому Ивану Яковлевичу Ратунину и жил у него 17 дней, не выходя из его квартиры никуда. О причине моего пребывания у него он не знал, а я мотивировал свою остановку в его доме болезнью. По истечении 17 дней он меня свез на лошади в Муром, в свой дом, и вот все время с тех пор до сих я тайно проживал дома.     Дополнительно показываю: днем 9 июля я ходил также вооруженный помимо винтовки револьвером системы «Маузер», 4-зарядным. Этот револьвер мой собственный, он был вскоре после того, как я скрылся, отобран у моей жены при обыске. Петр Иванович Синицын — прапорщик, заведующий типографией, мне родственник по жене. Где он скрывается сейчас и какую роль играл в восстании, я не знаю, но слышал, что недели две тому назад [был] в Ряжске Рязанской губернии. Это я услышал из разговора моей жены с его женой Марией Михайловной (живет в доме Нехорошева против реального училища). Я беспартийный. Состоял в обществе «хоругвеносцев», но теперь не состою. Свою вину сознаю, раскаиваюсь в ней и отдаю себя добровольно революционному правосудию. Револьвер мне был разрешен на хранение при мне военным комиссаром, и у меня на то есть удостоверение. Михаил Кряков 7 Следователь (подпись) Член комиссии (подпись)   ПОСТАНОВЛЕНИЕ О ПРЕДАНИИ СУДУ     1919 года февраля 8 дня следственная комиссия при Владимирском губернском революционном трибунале в городе Муроме, рассмотрев следственное производство, произведенное ею о белогвардейском выступлении в городе Муроме, имевшем место 8—9 июля 1918 года, нашла, что в ночь с 8 на 9 июля 1918 года в городе Муроме Владимирской губернии произошло вооруженное выступление белой гвардии, состоявшей как из местных, так и приезжих сил. Это выступление имело своим последствием свержение Советской власти и захват города белогвардейцами, продолжавшееся ночь с 8 на-9 июля 1918 года. Это выступление белой гвардии, имевшее столь серьезные последствия, произошло, как оно рисуется данными произведенного предварительного следствия, при следующих обстоятельствах.     В городе Муроме давно уже среди местной буржуазии и интеллигенции, главным образом бывшего офицерства, существовало глухое недовольство переходом власти в России, и в частности в городе Муроме, в руки рабоче-крестьянского правительства, и эти враждебно настроенные силы давно уже вели агитацию в пользу свержения этой народной власти. Так, например, 2 февраля 1918 года, как то видно из показаний свидетеля Лепехина и объяснений епископа Митрофана с местным духовенством во главе с епископом муромским Митрофаном в церкви Ивана Предтечи, что на Советской площади, было совместно с представителями буржуазии и бывшего офицерства устроено собрание, где критиковали декрет об отделении церкви от государства, читалось послание патриарха Тихона о посягательстве Советской власти на церковь и ее достояние, причем говорились контрреволюционные речи, призывающие к выступлению на защиту церкви. Ораторами выступали представители буржуазии, и, между прочим, игравший видную роль как один из руководителей выступления 8—9 июля бывший офицер Мяздриков. С тою же целью духовенством устраивались крестные ходы (свидетель Ердыкин). Попутно с агитацией шла подготовка к вооруженному выступлению. Так, при обыске в феврале же месяце в квартире, где жила семья Сахаровых, один из членов которой Николай Сахаров, бывший офицер, оказался впоследствии душой выступления белогвардейцев 8—9 июля 1918 года (свидетель Фаворский), было найдено 6 шашек, 2 рапиры, 5 штыков, 8 тесаков, 5 кобур, 40 пар офицерских погон разных чинов.     Весною 1918 года было установлено (свидетель Фаворский), что в общественном клубе происходят какие-то собрания бывших офицеров и буржуазии. При произведенном внезапном обыске в клубе были найдены 3 револьвера на крыше, 2 — на лестнице и 4 — в самом помещении клуба. На начальника милиции Бильдина при обыске было произведено покушение. У представителя же крупной буржуазии Жадина в его квартире при обыске было найдено современное оружие, спрятанное под старинным. Приблизительно же за месяц (свидетель Бочкарев) до выступления белогвардейцев некоторые стали замечать, что общество футболистов тоже ведет себя подозрительно, и так под видом увлечения спортом создаются сплоченные ячейки из бывшего офицерства и буржуазной молодежи. Наконец в июне месяце (свидетель Горбарский) стали до местных советских органов доходить определенные сведения о том, что в Муроме существует белогвардейская организация и готовится ее выступление. Означенной организацией, как удалось установить, устраивались собрания тайные в разных местах; между прочим, такое собрание было в Карачевском овраге (графини Уваровой) 5 июня. На собрании этом присутствовали из местных буржуа, между прочим, Жадин, из бывших офицеров Мяздриков и инструктора Красной Армии из бывших же офицеров. Тут в речах призывали к свержению Советской власти, восстановлению власти Учредительного собрания и расправе с красноармейцами, коммунистами и советскими работниками. Выступление в Муроме белых предполагалось 6—7 июня, но благодаря своевременно принятым мерам тогда состояться не могло.     Такое выступление, закончившееся захватом на некоторое время власти белогвардейцами, произошло, как сказано уже выше, в ночь с 8 на 9 июля 1919 года.     Незадолго до этого выступления (свидетель Тагунов) были получены сведения, что поведение одного из жителей, уже раньше бывшего на подозрении, а именно бывшего полковника Николая Сахарова, очень странно и что он находится в связи с руководителями чехо-славянского 8 движения. У семьи его, жившей в Спасском монастыре, военным комиссаром Дашковым был произведен обыск, причем была найдена спрятанная под иконами подозрительно большая сумма денег, а именно 130 000 рублей.     Николая Сахарова задержать не удалось, так как он уехал, по заявлению домашних, в город Нижний. Спустя несколько дней после этого и произошло белогвардейское выступление, во главе которого и стал Николай Сахаров совместно с контрреволюционно настроенным бывшим офицерством. Еще 3-го вечером во время гулянья на Окском бульваре бросалось в глаза какое-то приподнятое, нервное настроение гулявшей там буржуазной публики, среди которой много было выпивших, преимущественно из среды бывшего офицерства (свидетель Кириллов), Лашков и Прохин. В толпе гулявших много говорили о Советской власти, критикуя ее. Вообще в этот день бульвар служил сборным пунктом для белогвардейских сил, причем отсюда и началось выступление белогвардейцев (свидетель Лашков) 8 июля.     Поздно вечером, в 10—11 (свидетель Кириллов), совершенно неожиданно в разных концах города, главным образом по Московской и Касимовской улицам (свидетель Ярлыкин), началась стрельба из ружей. Как выяснилось, белогвардейцы напали врасплох на караульную роту, в помещение которой [их] предательски ввели советские служащие, инструктора роты, бывшие офицеры, ранили 3 красноармейцев, одного смертельно, захватив оружие. Одновременно был захвачен военный комиссариат и Высший военный совет и местный Совдеп, и к ночи город Муром оказался захваченным белогвардейцами, которые тотчас же принялись за аресты советских работников и членов партии коммунистов, а также организовавших вербовку из среды населения в члены белой гвардии. 9 июля по городу были за подписью «Союз защиты родины и свободы» расклеены воззвания с призывами к свержению Советской власти, а также приказ Николая Сахарова, начальника Восточного отряда (Муромской) Северной Добровольческой армии, о явке для регистрации офицеров в штаб белой гвардии. Штабом этим, состоявшим из Сахарова, бывшего офицера Григорьева, купца Жадина Алексея и др., посылались вооруженные отряды; первый — на станцию Селиваново под начальством бывшего офицера Гольберга, второй — на станцию Климове во главе с бывшим офицером Пестряковым (оба отряда — для порчи железнодорожного полотна), третий отряд — на станцию Навашино для боя с выступавшими на защиту Советской власти рабочими. Буржуазия (свидетель Бочкарев), когда власть была захвачена белогвардейцами, у здания тюрьмы, почуяв свою силу, грозила приводимым в тюрьму сторонникам Советской власти жестокой расправой, и радовались в городе, пожимая друг другу руки, поздравляя друг друга с освобождением от большевистской власти. Однако, кроме буржуазии, духовенства и интеллигенции, никто не пошел на сторону белогвардейцев, несмотря на то что (свидетель Кириллов Борис) последние делали даже попытку подкупить как бы рабочих, для чего из города отправлены были грузовые автомобили с мукою и хлебом для рабочих Московско-Казанской железной дороги с целью побудить последних выступить на сторону белой гвардии. Широкие массы населения отнеслись к выступлению белогвардейцев резко отрицательно (свидетель Тагунов). Местным коммунистическим силам, рабочим железнодорожных мастерских и заводов (Навашино, Выксы, Коврова) и других окрестных сел и деревень (свидетель Лашков) удалось организовать защиту, и к утру 10 июля выступление белой гвардии было ликвидировано собственными местными силами; белогвардейцы бежали из города, успев захватить, однако, с собой около 700 000 тысяч рублей денег из местного Совдепа, уездного военного комиссариата и некоторых других учреждений (свидетели Лашков и Травин), и власть Советов в городе Муроме была снова восстановлена. Отряд из красноармейцев и рабочих под начальством Ярлыкина 10-го к вечеру нагнал белых у станции Домики, разбил их и прогнал дальше. Остатки белогвардейской банды были, снова настигнуты красным отрядом у Ново-Дмитриевского, в ночь на 11 июля были разбиты наголову и бежали мимо Выксы к Ардатову, где следы их затерялись. Надо полагать, что беглецы рассеялись в разные стороны, причем, по последним сведениям, большая часть их села на пароход и отплыла по направлению к Нижнему Новгороду.     На основании данных, добытых Муромской чрезвычайной комиссией и комиссией Владимирского губернского трибунала, мятежников по характеру их преступной деятельности и по степени участия, злой воли и ответственности надлежит разделить на четыре группы.     В первую группу необходимо выделить главных виновников преступления: инициаторов, зачинщиков, организаторов и распорядителей мятежа — бывших офицеров Николая Сахарова, Н. Григорьева, издавших приказы и стоявших во главе белогвардейского штаба, Симонова Владимира, вербовавшего белогвардейцев, Николая Петрова и Николая Гвоздева, вооружавших их, Алексея Жадина, казначея штаба, учителя Василия Рожкова, склонявшего учеников к вступлению в белую гвардию, Николая Карпинского-Гноринского, бывшего начальника пулеметной команды, Гальберга и бывшего офицера Пестрякова, командовавших посылаемыми белогвардейским штабом отрядами для порчи железнодорожного полотна и в бой с рабочими, выступившими на защиту Советской власти; сюда же входят начальствующие лица белогвардейцев Николай Коняхин, Борис Дубницкий, Георгий Кравченко, бывший офицер Мителев, Алексей Мяздриков, Петр Дергунов, Алексей Деев, Павел Страхов, Борис Способин, Алексей Макаров, Виктор Крыловский, Григорий Поликарпов, Николай Лебедев, Константин Пестряков, Всеволод Робустов, Константин Лебедев, Карпов Григорий. В эту же группу следует отнести приступивших первыми к мятежу советских военнослужащих и инструкторов караульной роты бывших офицеров, предательски ворвавшихся во главе банды белых ночью в помещение караульной роты, открывших огонь, которым было ранено четыре красноармейца (один из них смертельно) и захвативших оружие, использованное затем при занятии других учреждений города. Это, по показанию свидетелей Лашкова и Занозина,— бывшие офицеры Василий Генисаретский, Николай Завулонов (он же был начальником конвоя при арестовываемых), Зимоглядов, Блескунов и Борис Русаков. Участие всех лиц в мятеже с полным сознанием его последствий вполне и с точностью установлено как данными дела, так и тем обстоятельством, что большинство из них, сознавая тяжелую ответственность перед народом, скрылись и остались не разысканными; это — Николай Сахаров, Николай Григорьев, Алексей Жадин, Василий Рожков, Петр Добролюбов, Зимоглядов, Николай Петров, Николай Гвоздев, Алексей Мяздриков, Борис Русаков, Константин Лебедев, Николай Гайкович, Вениамин Моисеев, Сергей Орлов, бывший капитан Зотов, Николай Фадеев. Четырнадцать человек расстреляно по постановлению ВЧК и то в схватке с рабочими; это — Павел Страхов, Борис Способин, Владимир Симонов, Георгий Кравченко, Всеволод Робустов, Гирш Перкус, Николай Лебедев, Анатолий Леман, Николай Завулонов, Антон Жадин, Борис Дубницкий, Василий Генисаретский, Александр Архипов и Алексей Захаров; находящийся на свободе Гальберг проживает, по сведениям, в Москве.     Преступление этих лиц является тем более тяжелым, что большинство, как бывшие офицеры, являются людьми образованными, а следовательно, мыслящими и вполне сознательными, к тому же некоторые из них состояли на советской службе.     Ко второй группе, по заключению комиссии, относятся все те лица, принимающие активное участие в мятеже. Эти лица зарегистрировались в белогвардейском штабе и, вооружившись, исполняли различные поручения и приказания командного состава белогвардейцев, причем одних видели разъезжавшими с оружием на автомобиле и выполнявшими различные поручения белогвардейского штаба. Это Гундобин (скрылся), Сергей Белонин, Иван Ямщиков, Абрам Эпельбаум (скрылся), Николай Плескачев (скрылся), Иван Филиппов, Николай и Аркадий Рудаковы, Гладков, Сергей Сухарьков, Борис Бородулин, Вениамин Моисеев, Иран и Михаил Тагуновы (ездили на станцию Навашино с пулеметом), Константин Барсуков, почтовый чиновник Иван Квасов, Дмитрий Балашов (участвовал в захвате почты), мясники Горшуновы (они же склоняли к вступлению в белую гвардию), Александр Новоселов. Другие арестовывали советских служащих: Николай Сажин (скрылся), Петелин-Шелудяков, Николай Гайкович, Алексей Захаров, Суздальцов, Ратков, Михаил Гайкович, Василий Ершов. Третьи стояли на постах, неся караульную службу: Николай Зворыкин, Кольчугин Василий, реалист сын священника Федор Добровольский (стоял у орудия), Федор Филиппов, Иван Барсуков, Михаил Булычев (был патрулем), Николай Галанин, Николай Яковлев. Наконец, остальные, находясь в составе отдельных отрядов, разрушали железнодорожный путь, разбирали рельсы и шпалы, дабы воспрепятствовать подвозу советских войск, и принимали участие в бою с выступившими на защиту Советской власти рабочими и красноармейцами. Это были послушник Владимир Алексинский, студент ветеринарного института Николай Новиков, сын сторожа Иван Зайцев, реалист Робустов, сын слесаря Михаил Тагунов, реалист Борис Новоселов, реалист Александр Рождественский, Михаил Галанин, Николай Ивановский, Петр Перлов, Николай Машков, Константин Булгаков, Владимир Розанов, Сергей Филиппов, Александр Благонравов. Все эти лица действовали сообща и по одному плану с главными виновниками мятежа, и, какова бы ни была их роль и объем личной деятельности каждого из них, они поведением своим обнаружили вполне определенный умысел — низвергнуть Советскую власть, и этот умысел не встретил у них морального противовеса и был осуществлен.     В третью группу входят все вооруженные участники мятежа, хотя и зарегистрировавшиеся в белогвардейском штабе и получившие оружие, но не принявшие участия в боевых действиях против Советской власти (не выполнявшие никаких поручений командного состава белых). Их видели главным образом в белогвардейском штабе с белыми повязками на рукавах, вооруженных револьверами и винтовками. Это Михаил Кряков, Александр Айнов, Сергей Александров, Георгий и Николай Левитские, Николай, Василий и Тихон Григорины-Григорьевы, Смольянинов, Василий, Николай и Евгений Зворыкины, Василий Корышов, Бронислав Юрковский, Алексей Корабельников, Николай Алякринский, Сергей Орлов, Сергей Меркутов, Степан Гладков, Александр Золотарский, Владимир Самарин, Николай Киселев, Константин Суздальцев, Василий Фомин, Борис Нехорошее, Василий Ершов, Петр Константинов, Николай Васильев, Михаил Коротков, Иван Масютин, Николай Гладков, Николай Зубов, Петр Бандин, Иван Шишко, Николай Яковлев, Юрий Бычков, Петр Перлов, Пантелеймон Первов, Петр Форсов, Матвей Горшунов и Андрей Зыбин.     Факт регистрации этих лиц и вооружения характеризует сам по себе высшую степень их преступной решимости и угрозу перейти к кровопролитию, а потому они нуждаются в достаточном карательном воздействии, хотя и в меньшей степени, чем участники первых групп. Комиссия считает необходимым отметить ряд участников из двух последних групп, кои действовали отчасти под давлением и принуждением захватчиков, отчасти будучи введены ими в заблуждение, по неразумию и легкомыслию, ввиду своей молодости или невежественности. Это Николай Гайкович, Владимир Гапонов (скрылся), Николай Новиков, Иван Зайцев, Михаил Тагунов, Борис Новоселов, Алекс. Рождественский, Александр Галанин и реалист Кольчугин. Лица не вполне сознавали преступность своего поведения и не предвидели его результата, находясь, однако, в таких обстоятельствах, могли, а как получившие образование, и должны были его предвидеть. Большинство их при возложении на них белыми ответственных поручений добровольно уклонялись и отступали от дальнейших действий и, оставив всякое преступное намерение, расходились, побросав оружие. Все эти лица также нуждаются, по мнению комиссии, в карательном воздействии с целью внушить им мысль в будущем внимательно следить за собой и за своими поступками, давая отчет о своих действиях, быть более осмотрительными и внимательными и не поддаваться на хитрую удочку врагов Советской власти. Нравственный облик таких участников и мотив их деятельности ясно вырисовывается из объяснений Кольчугина, который, узнав о перевороте, «почувствовал какой-то подъем духа», что часто случается с молодежью при всяких переменах, выскочил на улицу из любопытства, бежал туда, куда бежали другие, и делал то, что делали другие (даже стоял часовым), но когда увидел, что его хотят послать в бой с рабочими, то понял преступность своих действий, ушел к себе домой и более участия в мятеже не принимал. Комиссия находит необходимым считать таких лиц участниками в мятеже по неосторожности.     Наконец, в четвертую группу привлеченных по этому делу к ответственности следует отнести пособников при выступлении белых; такие лица, не приняв прямого участия в самом мятеже, заведомо оказали какую-либо помощь белогвардейцам, В эту группу входят епископ Митрофан, переславший руководителю Сахарову с монахом Алексинским посылку с деньгами, купец Николай Яковлев, кормивший даром белогвардейцев колбасой, Александр Яковлев, Алексей Мазуров, Иван Сыромятников и Андрей Зыбин. К этой же группе комиссия причисляет лиц, хотя и не оказавших помощи белогвардейцам, но в знак признания их власти либо надевших белые повязки, либо иными поступками, например руганью и угрозами, обращенными к сторонникам Советской власти, удостоверивших свою полную солидарность с захватчиками и, следовательно, настроение, опасное для советского прав, порядка. Это Петр Добролюбов, Николай Гундобин, Аркадий Самойлов, Петр Синицын, Сергей Никитин, Галкин, Башкиров и Федор Веревушкин (надел погоны вольноопределяющегося). Большинство опрошенных из всех привлекаемых к ответственности мятежников уличаются своими собственными объяснениями, показаниями других лиц и данными дела.     Производство настоящего дела в части, касающейся расстрелянных виновников мятежа, должно подлежать прекращению. Что же касается всех перечисленных участников его, в том числе скрывшихся и неразысканных, то комиссия приходит к заключению, что они должны подлежать обвинению в том, что 8 и 9 июля 1918 года в городе Муроме с целью насильственно низвергнуть власть Советов Российской Федеративной Республики и установить образ правления согласно видам высшего командования чехословацкой банды, именовавшей себя национально-добровольческой армией, участвовали в вооруженном белогвардейском мятеже, причем белогвардейцы разграбили склад оружия и имущество советских учреждений, расхитив при этом около семисот тысяч денег, захватили власть в городе Муроме в свои руки, разрушили железнодорожный путь, арестовали многих ответственных работников и сторонников Советской власти, нарушили правильное течение работы во всех учреждениях, государственных и общественных, что ввиду отсутствия [у] Советской власти в то время в наличности достаточных вооруженных сил вызвало для подавления мятежа и восстановления Советов и вместе с тем нарушенного порядка и спокойствия принятие особых мер.     Означенное обвинение отягчается еще тем, что насильственное посягательство белых на целость и безопасность государства не только поставило в опасность общественный порядок и произвело перерыв правильного течения советской работы, направленной всеми своими силами на дальнейшее течение революции в интересах трудящихся масс, но это выступление контрреволюционных сил произошло именно в тот момент, когда Советская власть, бросив на фронт в бой с чехословацкими бандами за хлеб для голодающих и пролетарские интересы почти все свои вооруженные силы, не имела под рукой войск, чтобы сразу же рассеять мятежников. И когда на фронте, почти лишенные командного состава, редеющие от потерь, отряды рабочих и крестьян, истекая кровью в борьбе с чехословаками за хлеб и всеобщий мир, протянули руку, ища помощи, мятежники, главным образом бывшие офицеры, действуя заодно с теми же чехословацкими бандами, ответили гнусным предательским ударом в спину.     Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика во имя блага трудящихся масс должна оградить себя в будущем от потрясений и насильственных посягательств на ее организации со стороны предателей и изменников. На основании изложенного следственная комиссия постановила всех вышепоименованных лиц предать суду Владимирского губернского революционного трибунала, предъявив им обвинение в участии в белогвардейском мятеже; в отношении же расстрелянных мятежников дело за их смертью направить к прекращению. Председатель комиссии (подпись) Члены (две подписи) Копия   ВЛАДИМИРСКИЙ ГУБЕРНСКИЙ РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ТРИБУНАЛ ПРИГОВОР     Именем Российской Социалистической Федеративной Советской Республики.     1919 года февраля 22—26 дня Владимирский губернский революционный трибунал в публичном судебном заседании открыт в городе Владимире в составе председателя Г. К. Туркина, очередных заседателей Спирякова, Пукалова, Данилова, Воронина, Иванова и Аревьева, при секретаре Г. Н. Крюковском, рассмотрев дело о белогвардейском восстании 8—9 июля 1918 года в городе Муроме, приговорил:     1) Из скрывшихся обвиняемых: Николая Сахарова, Николая Григорьева, Алексея Жадина, Василия Рожкова, Петра Добролюбова, Зимоглядова, Николая Петрова, Николая Гвоздева, Алексея Мяздрикова, Бориса Русакова, Николая Гайковича, Валентина Моисеева, Сергея Орлова, бывшего капитана Зотова и Николая Фиворского — объявить врагами народа и по обнаружении их места нахождения расстрелять, а в отношении остальных постановить дополнительный приговор, который и объявить 1 марта 1919 года.     2) Наличных обвиняемых: [а)] Первова Пантелеймона, Глазкова Дмитрия, Добровольского Федора, Рудакова Николая, Бородулина Бориса, Крякова Михаила, Григорьевых Василия и Николая Михайловичей, Перлова Петра Ивановича, Деева Алексея Михайловича, Лебедева Константина Васильевича, Рудакова Аркадия, Новоселова Александра и Булгакова Константина — заключить в военно-концентрационный лагерь до окончательного прекращения гражданской войны, а при невозможности сего 9 — лишить их свободы и заключить под стражу с обязательными общественными работами: Рудакова Аркадия — на пять лет, Новоселова Александра — на пять лет, Булгакова Константина — на шесть месяцев, остальных же обвиняемых на два года;     б) Шишко Степана — объявить врагом народа и расстрелять в течение 24-х часов от момента объявления сего приговора;     в) епископа Митрофана признать виновным, но за старостью от наказания освободить, лишив, однако, права проживания в Муроме и Муромском уезде. Монастырь же, как очаг контрреволюционных сил, закрыть.     г) Ивановского-Новоселова Бориса, Благонравова, Розанова и Айнова Александра признать виновными, но от наказания освободить — последнего ввиду наличности у него туберкулеза, а остальных — как учащихся;     д) Алексинского, Васильева Николая Павловича, Быкова Юрия, Зыбина, Мазурова и Самойлова — оправдать;     е) Горшуновых Николая и Матвея — оштрафовать по семь тысяч пятьсот рублей, Бандина Петра, Иванова — на десять тысяч рублей, Яковлева Михаила Павлова — на пятьдесят тысяч рублей, Яковлева Николая Васильевича — на двадцать тысяч рублей, Яковлева Александра Васильевича — на двадцать тысяч рублей и Сыромятникова — на тридцать тысяч рублей; назначить на уплату недельный срок, а при неуплате лишить их свободы на два года каждого. До уплаты штрафа заключить их под стражу;     ж) всех присужденных к личному наказанию, не содержащихся до сего времени под стражей, немедленно арестовать.     з) Взыскать с осужденных за круговою ответственностью издержек производства дела десять тысяч рублей.     Приговор окончателен, но может быть обжалован в двухнедельный срок кассационному отделу при ВЦИК.     Главных участников восстания изловить не удалось, так как в то время все внимание Чрезвычайной комиссии было направлено на чехословацкий фронт и на Ярославль.     Часть из них перебралась к чехословакам и Колчаку, как, например, Сахаров и Григорьев, часть разъехалась по другим городам, а большинство осталось на месте и начало создавать новую организацию. Эта организация была раскрыта ровно через год, летом 1919 года, через шпионку этой организации Морозову. По показаниям Морозовой, эта организация представляется в следующем виде.      ПРОТОКОЛ ДОЗНАНИЯ МОРОЗОВОЙ     Я, помощник заведующего пунктом особого отдела 26 дивизии, 5 10, Иван Моисеевич, по поручению заведующего пунктом составил настоящий протокол. Опрошенная гражданка Морозова показала следующее:     «17 апреля 1919 года я выехала из города Мурома через Симбирск; мне хотелось прожить в Уфе до того времени, пока красные займут Златоуст, так как в Златоусте живет мой отец и там остались мои вещи. Те вещи, которые были у меня, я позакладывала в ломбард в городе Владимире, мне больше нечем стало жить, вот причина, которая заставила меня из Мурома выехать и пробираться к Златоусту. 23 мая я приехала на станцию Ютаза, здесь была задержана помощником пункта особого отдела 26 дивизии, который, узнав, что я еду в Златоуст, предложил коменданту станции Ютаза 11 дать мне пропуск до города Самары; пропуск до Самары мне был дан, но я обратно в Самару не возвратилась, несмотря на предупреждение коменданта станции Ютаза о том, что если я не возвращусь, то буду расстреляна.     Если вы подозреваете меня в шпионаже, то вы ошибаетесь, я не идейная шпионка и Советской власти никакого вреда не делала.     Я знаю много белогвардейцев в городах Муроме, Казани, Москве. В городе Муроме я знаю следующих белогвардейцев:     1) Анатолий Засухин, Сретенка, д. 20, прапорщик,     2) Владимир Иванов, Рождественка, № 7, прапорщик,     3) Константин Кузнецов, адреса не знаю, прапорщик,     4) Федор Васильев, на Мурманской ул., № [дома] не знаю, прапорщик,     5) Александр Захаров, Набережная, № 72, подпоручик,     6) Николай Васильевич Шихов, в слободе Икиманское,     7) Иван Александрович Иванов, Вознесенская, подпрапорщик,     8) Федор Иванович Павлов, живет в городе, сам деревенский, деревни Петровка (Александровка), рядовой солдат,     9) Владимир Васильевич Александров, Воздвиженка, 11, поручик,     10) Александр Иванович Данилов, мест., рядовой солдат,     11) Александр Иванович Васильев, Фабричная улица, около фабрики, подпрапорщик,     12) Владимир Иванович Клюгин, Касимовская улица, около винного склада, поручик,     13) Иван Николаевич Мельцов, адреса не знаю, прапорщик,     14) Константин Павлович Засухин, Нижегородская, 5, студент,     15) Афанасий Николаевич Морозов, Набережная улица, около острога, прапорщик,     16) Михаил Васильевич Волков, город Ковров, Вознесенская, 5, техник,     17) Федор Федорович Тобольский, в Муроме, адреса не знаю, студент.     У всех перечисленных лиц без исключения есть револьверы, а у многих из них есть винтовки, и даже по две. У кого именно есть винтовки, я не знаю. Также есть динамит, хранящийся у Клюгина Афанасия Александровича, живущего в мест. Штам. О том, что означенные лица белогвардейцы, я знаю потому, что они принимали участие в юнкерском восстании в Москве в феврале месяце, а многие участвовали в убийстве комиссара в городе Муроме на тракту, около Нижегородского вокзала. О том, что я знаю имена и фамилии белогвардейцев, так нет ничего удивительного, так как мои родственники — белогвардейцы и все остальные часто приходили к ним в гости, где говорили о восстании против Советской власти. Также я слышала, что они хотят взорвать мост через реку Оку в том случае, когда белые будут продвигаться вперед, чтобы расстроить советский транспорт. Когда я уезжала из Мурома, то означенные здесь Васильев, Мельцов, Иванов, Захаров просили меня, чтобы я узнала, когда буду ехать обратно из города Златоуста, какие успехи у белых, как подвигаются они вперед. Если успехи хорошие, то они постараются подобрать здесь организацию; крестьяне всего уезда в большинстве своем безусловно не пойдут за ними. Денег никаких они мне не давали, поручений к белым в Златоуст также; еще добавляю, что они в непродолжительном времени собирались устроить какую-то забастовку. В Москве из белых я знаю Владимира Васильевича Клюгина, Тверская, 37, пятый подъезд № 25; в Казани — Константина Васильевича Александрова, около крепости, возле школы прапорщиков, Василий Васильевич Борисов, около психиатрической больницы, на Арском поле. Зная всех этих белогвардейцев, я не заявляла Советской власти потому, что боялась, чтобы белые мне не отомстили, да и меня это не касалось. Теперь же, когда дело коснулось меня, я их выдала. Елизавета Ивановна Морозова. 27 июля 1919 года».      ПРОТОКОЛ ДОПРОСА КОНЮХИНА НИКОЛАЯ НИКИФОРОВИЧА     В 1918 году я участвовал в восстании бессознательно (примкнул случайно уже днем).     В этом восстании участвовал бывший штабс-капитан Петров Николай Михайлович, проживавший в городе Муроме. По-видимому, он был организатор этого восстания. На меня были возложены разведочные задачи (ездил я в Арзамас, ездил со мной Железнинов, Алексей или Александр, солдат и какой-то студент).     Цель разведки — узнать, нет ли чехословаков в Арзамасе. Восстание было для меня непонятным (заявляли, что было от Временного правительства и Учредительного собрания 12).     Кроме Петрова участвовали бывший полковник Сахаров, проживавший здесь, в Муроме, Крыловский, бывший офицер, Способин, бывший офицер, Рудаков, офицер, и Николай, бывший капитан, Гвоздев Николай в Муроме (сын Егора Ивановича), из местного населения — Жадин Алексей Федорович.     Прошу считать мое дезертирство не полугодием, а целым годом. Конюхин Николай Никифорович   ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ДОПРОС КОНЮХИНА     Стулова Алексея я знаю, бывший офицер, где в настоящее время проживает, не знаю. Морозову Елизавету Ивановну не знаю. Период от восстания до ареста я жил на средства сестры, которая служит писцом в отделе снабжения, и матери, которая шьет белье для красноармейцев, и продажею вещей.     Я сочувствовал эсерам и увлекался народовольческой литературой. В партии же никогда я не состоял и не состою, только в 1906 или 1907 году принимал участие по сокрытию литературы эсеров.     Протокол читал и написан с моих слов верно.     Такая общая картина. Большинство из перечисленных лиц скрыто и, по разъяснениям Конюхина и других, сидят в концентрационном лагере.   ЯРОСЛАВСКОЕ ВОССТАНИЕ     События в Ярославле развернулись следующим образом (см. «Известия», № 156—157, 1918 г.). 6 июля, около двух часов утра, совершенно неожиданно для советских кругов в городе начали появляться небольшие группы подозрительных лиц. Одна из этих групп обезоружила милицию, другие же приступили к захвату важнейших учреждений: банка, почты и телеграфа, советских учреждений. Выяснивши из документов, найденных в Совете, адреса активных советских работников, белогвардейцы начали обход квартир и арест советских деятелей. Арестованных немедленно расстреляли. Так погиб председатель уездного исполкома Закгейм, бывший председатель губисполкома Доброхотов, губернский военный комиссар, левый эсер Душин, военный комиссар округа Нахимсон и др.     Вскоре началась перестрелка. Все инструкторы, бывшие офицеры, перешли на сторону белой гвардии, передав ей пулеметы и броневой автомобиль. Во главе белогвардейцев встал полковник Перхуров, действовавший от имени генерала Алексеева. Центром заговора было окружное артиллерийское управление, которое было объявлено сборным пунктом мобилизуемых офицеров. В руках мятежников оказался еще другой броневик, неизвестно откуда полученный, так как до сих пор в городе был только один броневик — автопулеметного отряда. Обладание двумя броневыми машинами и послужило причиной столь быстрого захвата города. В подавлении мятежа вместе с советскими войсками участие принимал интернациональный отряд и левоэсеровская дружина.     Начался артиллерийский обстрел важнейших пунктов, как-то: монастыря, в котором были вооружены все монахи, Демидовского лицея, где расположился белогвардейский штаб, городского театра и других мест. Обстрел вызвал сильный пожар.     Во время боя в городе был совершен крестный ход с молебствием о даровании победы белой гвардии. С прибытием из Москвы броневого поезда обстрел усилился. Большая часть города оказалась охваченной морем огня. Наши войска местами начали успешно подвигаться вперед.     К 14 июля положение у Ярославля представлялось в следующем виде. Окраины города были почти совершенно выжжены. Советских частей в это время было далеко не достаточно для того, чтобы можно было вести более или менее активную борьбу с мятежниками. Отряды наших войск, помимо своей малочисленности, были слабо вооружены и действовали разрозненно, не будучи объединены в едином центре, который руководил бы военными операциями во всем их объеме, во всю ширину фронта.     Напротив, положение противника к этому времени сложилось благоприятно. За предшествующие девять дней он успел прекрасно сорганизоваться в хорошо дисциплинированную воинскую массу. Во главе контрреволюционных отрядов находились опытные военные руководители, которые действовали по плану и указаниям белогвардейского штаба. Кроме того, положение противника уси- Окопы белогвардейцев ливалось еще тем, что ему удалось захватить арсенал, в котором среди прочего снаряжения имелось большое количество пулеметов. Этим объясняется то, что действия наших частей вначале не могли быть успешны. У нас было не только мало руководителей, но ощущался недостаток даже в опытных рядовых работниках, в результате чего наши отряды страдали отсутствием сплоченности и организационной спайки.     Таким образом, задача осложнялась, ибо предварительно необходимо было энергично поработать над организацией и приведением в стройный боевой порядок находящихся перед Ярославлем отрядов. Хромала несколько в первое время также и техническая часть, чего нельзя сказать о противнике, который, укрепившись на превосходных позициях, придал войне характер позиционный, имея вдобавок в своих руках ряд зданий, из коих каждое представляло для полевой артиллерии как бы особую крепость.     Притом белогвардейцы распространились далеко по левому берегу Волги; в Волжском монастыре (в 13 верстах от Ярославля) они обосновали свой тыловой штаб и базу для орудий и продовольствия.     Нам пришлось приспособиться к обстоятельствам и, со своей стороны, перейти к правильной осадной борьбе.     К этому времени подошел с отрядами архангельский окружной военный комиссар товарищ Геккер, бывший выборный командир в 8-й армии, человек с большой энергией и очень сведущий в военном деле, обладающий широкими военными познаниями, Он немедленно, по прибытии на фронт, стал зажимать вокруг мятежников кольцо с севера, постепенно взяв станцию Филино и пригородную слободку Урочь, а затем Тверцу.     В ночь на 18 июля нашей артиллерией обстреливались важные укрепленные пункты противника.     Мельница Вахромеева загорелась, укрепившиеся там части белых выбиты и в панике разбежались. По ним открыт сильный пулеметный и шрапнельный огонь.     С 7 часов утра ведется артиллерийская подготовка при поддержке артиллерии Геккера, с которой наши оперативные действия согласованы.     На фронте свирепствуют сильная буря и проливной дождь.     Замкнутые в кольцо, белые пытаются делать вылазки, но последние отражаются огнем.     Прибыла баржа с нашими пленными из центральной части Ярославля, бежавшими путем снятия с якоря.   ВОЗДУШНАЯ БОМБАРДИРОВКА ГОРОДА     Летчиками, прилетевшими из Москвы согласно предписанию чрезвычайного штаба, были совершены два полета над городом для подготовки наступления наших войск. Для этой цели за два полета было сброшено более 12 пудов динамитных бомб, большая часть которых, по полученным сведениям, попала в район расположения штаба противника (около бывшего губернаторского дома).     Летчиками замечены сильные повреждения зданий и возникшие пожары. Было насчитано большое число пулеметов и их гнезд, из которых производили обстрелы по аэроплану и, очевидно, по городу. Несмотря на значительную высоту (тысяча двести, тысяча шестьсот метров), около аэроплана был слышен свист пуль и замечено одно пробитие аппарата.     Артиллерийский огонь противник не открывал, ограничась одним или двумя выстрелами из мелкокалиберных орудий, по-видимому с броневиков.     Ввиду упорства противника решено было усилить бомбардировку, применяя для этой цели наиболее разрушительной силы бомбы. Одновременно по Волге нами были расставлены вооруженные сторожевые пароходы, имевшие связь с небольшими пехотными отрядами. В результате всех этих мер, проведенных быстро и решительно, кольцо наших войск вокруг Ярославля тесно сомкнулось. Такова была первая боевая задача, успешное выполнение которой уже позволяло перейти к наступательным действиям, каковые нами и были вслед за тем предприняты. Однако наши наступательные операции несколько затормозились рядом несчастных случаев с одним из наших броневиков и нашими броневыми платформами с пулеметами, которые сползли под откос и на некоторое время загромоздили собою путь. На время вследствие этого была прервана связь между обоими берегами, а тем самым понизилась необходимая подвижность наших войск.   Окопы белогвардейцев у Спасского монастыря     Все эти неблагоприятные обстоятельства вынудили наше командование перенести центр тяжести на действие артиллерии, которая начала серьезную подготовку. Особенно отличились при этом батареи одного из бронированных поездов под командой товарища Ремизюка, который работал самоотверженно, неутомимо, выдвигаясь на самые опасные места. Наступившая после этого пехотная атака позволила нам овладеть всеми подступами к цитадели белогвардейских мятежников, но ввиду усталости частей довести в тот же день дело до конца не удалось. Однако впечатление от этого нашего наступления было столь внушительно, что белогвардейцы сознали неизбежность близкого падения, и на следующий день с утра, лишь только наши части двинулись с окраины города, они решили ликвидироваться. При этом они решили прибегнуть к провокационному шагу, который мог бы быть чреват неисправимым вредом для нас. Но эта их попытка потерпела полный крах. Дело в том, что белогвардейцы, чувствуя полное свое бессилие, объявили, что находятся в состоянии войны с Германией и, так как для них ясна безуспешность дальнейшей борьбы, то они-де сдаются германской армии в лице председателя комиссии военнопленных лейтенанта Балка.     В результате Балк согласился и выпустил к населению нижеследующий приказ.   ГРАЖДАНСКОМУ НАСЕЛЕНИЮ ГОРОДА ЯРОСЛАВЛЯ 1     Допущенная на основании Брестского договора правительством Русской Федеративной Советской Республики и уполномоченная тем же правительством германская комиссия № 4 в Ярославле имеет честь оповестить следующее:     Штаб Ярославского отряда Северной Добровольческой армии объявил 8-го сего июля германской комиссии № 4, что Добровольческая армия находится с Германской империей в состоянии войны.     Так как военные операции не привели к желательным результатам и дабы избегнуть дальнейших разрушений города и избавить жителей от неисчислимых бедствий, Ярославский отряд Северной Добровольческой армии 21 июля 1918 года предложил германской комиссии № 4 сдаться ей и выдать свое оружие.     Германская комиссия № 4 приняла предложение. 2     Комиссия передаст штаб в качестве военнопленных Германской империи своему непосредственному начальству в Москве, где дано будет все дальнейшее.     Германская комиссия № 4 располагает сильной боевой частью, образованной из вооруженных военнопленных, и займет для поддержания спокойствия в городе Ярославля до получения решения из Москвы положение вооруженного нейтралитета.     Для соблюдения порядка и восстановления нормального течения жизни комиссия окажет по возможности мирному населению должную поддержку.     Да займутся обыватели многострадального города вновь своими делами и заживут с полной надеждой на лучшее будущее.     Ярославль, 21 июля 1918 года. Председатель германской комиссии № 4 лейтенант Балк          Тут же наспех были вооружены германские пленные, которые заперли сдавшийся штаб белогвардейцев в здании театра и окружили последний своим караулом. Вступившие в этот участок советские войска не встретили уже никакого сопротивления. Конечно, положение, создавшееся вследствие провокационного шага белогвардейцев, пожелавших втянуть нас в конфликт с германцами, как недопустимое с точки зрения международных отношений, не могло долго продолжаться, и после недолгих переговоров   Проволочные заграждения белогвардейцев по требованию советской военной власти австро-германские пленные сложили оружие, и театр со штабом белогвардейцев очутился в наших руках.     Таков, ход событий с внешней стороны. В городе же за это время творилось невообразимое. Чтобы положить конец сомнению обывателей, нашим чрезвычайным штабом был издан следующий приказ.   ПРИКАЗ ЧРЕЗВЫЧАЙНОГО ШТАБА ЯРОСЛАВСКОГО ФРОНТА     Чрезвычайный штаб Ярославского фронта объявляет населению города Ярославля:     Всем, кому дорога жизнь, предлагается в течение 24 часов, со дня объявления сего, оставить город и выйти к Американскому мосту. Оставшиеся после указанного срока в городе будут считаться сторонниками мятежников. По истечению 24 часов пощады никому не будет, по городу будет открыт самый беспощадный, ураганный артиллерийский огонь из тяжелых орудий, а также химическими снарядами. Все оставшиеся погибнут под развалинами города вместе с мятежниками, с предателями, врагами революции рабочих и беднейших крестьян.      ЗВЕРСТВА БЕЛОГВАРДЕЙЦЕВ В ЯРОСЛАВЛЕ (по рассказам бежавших из плена)     Непосредственно после захвата центра города белогвардейцы усиленно стали разыскивать членов губернского и городского исполнительных комитетов и выдающихся советских работников, причем арестовали они всех, имеющих то или иное отношение к Советам.     Аресты производились на квартирах и на улицах, и, таким образом, в их лапы попали свыше 200 человек советских служащих, красноармейцев и интернационалистов из австрийских и германских военнопленных.     Белогвардейцы разбили всех арестованных на группы и одну из таких групп в количестве 109 человек посадили на баржу с дровами на Волге. Этой-то группе и удалось третьего дня бежать из белогвардейского плена, и то, что передают бежавшие товарищи о «прелестях» белогвардейского режима и насилия, затмевает и затушевывает все то, что мы слышали о зверствах в германском и чехословацком плену.     За недостатком места мы передаем некоторые наиболее характерные проявления офицерской и буржуазной жестокости, издевательства и явно черносотенного и контрреволюционного террора. УБИЙСТВО ТОВАРИЩА НАХИМСОНА     По рассказам товарищей, бывших очевидцами гнусного убийства военно-окружного комиссара Нахимсона, товарищ Нахимсон был захвачен белогвардейцами в номере гостиницы «Бристоль», где он жил, и препровожден совместно с другими арестованными в 1-й участок милиции, в каземат. Сюда спустя некоторое время явился здоровый курчавый парень в белой рубахе, с открытым воротом и засученными рукавами (по показанию некоторых товарищей, сыщик Греков) и спросил Закгейма и Нахимсона, не зная, очевидно, что первый уже убит.    Торговые ряды в Ярославле     Товарищ Нахимсон назвал себя. «Ступай за мной!» — крикнул этот тип и повел товарища Нахимсона во двор 1-го участка. Здесь уже ожидали несколько вооруженных белогвардейцев один из которых, толстый офицер, крикнул: «Сбрось пиджак». Товарищ Нахимсон скинул пиджак и швырнул его в сторону командовавшего белогвардейца.     «Пли!» — скомандовал последний, и товарищ Нахимсон упал пронзенный разрывными пулями.     Толстый офицер подошел к умирающему товарищу и выпустил в него из браунинга еще две пули. Затем убитого положили на извозчика и возили по Ильинской площади и прилегающим улицам для обозрения и удовольствия всей белогвардейской своры.     Убит ими и комиссар труда товарищ Работнов и товарищ Суворов, старый социал-демократ, большевик, посланный парламентером.   УБИЙСТВО ТОВАРИЩА ЗАКГЕЙМА     Почти одновременно с захватом Дома народа вооруженная кучка белогвардейцев по готовому уже списку направилась прежде всего на квартиру председателя городского исполкома товарища оакгеима, проживавшего на Большой Рождественской улице Они вызвали его во двор и спросили: «Ты Закгейм?» — «Да я» — ответил товарищ. Не удовлетворившись этим ответом, они стали будить соседей для удостоверения, что это именно Закгейм. Окончательно убедившись в этом, предводитель банды выстрелил из револьвера в грудь товарища Закгейма, и последний упал. Другой из этой банды разбойников проколол его штыком. Труп убитого товарища они выволокли на улицу и выбросили у ворот.     Труп его в течение нескольких дней валялся на улице и служил предметом посмешища и издевательства проходивших хулиганов и черносотенцев.     Сытые, толстопузые буржуи, маклаки с толкучего рынка, отставные штаб и обер-офицеры и ярославские кацауровцы, черносотенцы, проходя мимо, останавливались и злобно издевались над бездыханным трупом, плевали в лицо и, пользуясь еврейским происхождением товарища, ругали жидов и открыто призывали к погромам. Когда труп окончательно разложился, его сбросили в канаву и только затем зарыли.     Арестованные белогвардейцами товарищи подвергались всевозможным издевательствам; из квартир они захватывались в чем попало: без шапок, без верхней одежды, иной раз в одном нижнем белье. Брошенные на баржу с дровами, наполненную на дне водой, они были обречены в буквальном смысле слова на голодную смерть.     С субботы б июля и до четверга 18 июля, за двенадцать дней, им не давали никакой пищи. Два раза за это время им приносили в баржу по два фунта хлеба на 109 человек, причем приносившие этот хлеб — милиционер и какая-то барышня под видом сестры милосердия — ломали этот хлеб на кусочки и, как собакам, бросали с лодки на баржу.     Когда начался обстрел города артиллерией, белогвардейцы перевозили баржу на места, наиболее подвергающиеся обстрелу. Благодаря этому было убито три товарища и несколько товарищей ранено.     Стоявший на берегу караул не допускал подняться баржи даже за водой, и несколько человек, приносивших воду, были ранены. Трупы убитых товарищей и скончавшихся от ран оставались тут же (вынести их было невозможно под постоянной угрозой стрельбы) и, разлагаясь, заражали атмосферу.     Сидевшим товарищам оставалось одно из двух: или умереть голодной смертью, или пойти на риск и пробраться к своим. Они решились на последнее и, улучив момент, когда патруль почему-то скрылся, спустили цепь, оборвали веревки и пустили баржу по течению.     Заметив плывшую баржу, как белогвардейцы, так и наши части подвергли ее ожесточенному обстрелу: баржа трещала от ружейных и пулеметных выстрелов, быстро наполнялась водой, и только быстрое течение и самоотверженность тт. Петрова, Пудкова и других выскочивших на верх баржи и призывавших наши части прекратить стрельбу, спасли их от гибели.     Наши части прекратили огонь, и баржа благополучно пристала к берегу Коровников.     Спасшиеся товарищи были истощены до неузнаваемости, измучены и больны. Спичечная фабрика Дунаева     Дня за два до побега из их среды были вызваны по списку 22 человека из членов исполнительного комитета и ответственных советских служащих и с ругательством, пинками и т. п. увезены неизвестно куда. В это число вошли тт. Большаков, Гарновский, Душин, доктор Контовт, доктор Троицкий, Попов, Курякин и другие.     В результате ярославского мятежа от города Ярославля, этой красы и гордости Поволжья, особенно богатого историческими памятниками, почти ничего не осталось. Вся деревянная часть города сплошь выгорела, почти все памятники старины разрушены или изувечены. От Демидовского лицея остались буквально одни стены. Находящийся против него собор полуразрушен. Большая часть старинных церквей, памятников XV и XVI веков, или разрушена совсем, или полуразрушена. Особенно сильно пострадала церковь Николы Мокрого, хорошо известная всем любителям старины. В самом городе не осталось ни одной не поврежденной снарядами колокольни. Выгорела почти вся торговая часть города, старый гостиный двор, торговые ряду, большая мельница Вахромеева. Снарядами разрушено много общественных зданий и частных домов. Редкий дом так или иначе не пострадал от снарядов. Сильно повреждено здание почтово-телеграфной конторы, здание реального училища, депо вольнопожарного общества и пр. Всего не перечтешь...     Оставшееся без крова, имущества и пищи население выгоревшей половины города ютилось в течение всей осады по уцелевшим каменным домам и подвалам. Пока была возможность, очень многие убегали за город. По всем улицам валялось много неубранных трупов людей и животных. Убито много мирных жителей, вынужденных появляться на беспрестанно обстреливаемых улицах за пропитанием.     Штаб добровольческого отряда Северной армии 13 ежедневно выпускал победные, полные лжи листки для обмана населения. Белогвардейцы действовали втайне от всех. В их планы посвящены были лишь некоторые эсеровские группы, примкнувшие к приехавшим со стороны белогвардейцам.   ОБРАЗЧИК ТВОРЧЕСТВА ЯРОСЛАВСКИХ БЕЛОГВАРДЕЙЦЕВ     Граждане!     Власть большевиков в Ярославской губернии свергнута. Те, кто несколько месяцев тому назад обманом захватили власть и затем путем неслыханных насилий и издевательства над здоровой волей народа держали ее в своих руках, те, кто привели народ к голоду и безработице, восстановили брата на брата, рассеяли по карманам народную казну, теперь сидят в тюрьме и ждут возмездия. Люди, свергнувшие эту власть, имеют своею целью установление форм широкого государственного народоправства. Народное собрание, законно, в нормальных условиях избранное, должно создать основы государственного строя, установить политическую и гражданскую свободу и на точном основании закона закрепить за трудовым крестьянством всю землю в его собственность.     Как самая первая мера будет водворен строгий законный порядок и все покушения на личность и частную собственность граждан, в какой бы форме это ни проявлялось, будут беспощадно караться.     Вместе с этим будут отменены все запрещения и ограничения, мешающие каждому по мере сил работать на общую пользу.     Все препятствия торговле и передвижению будут устранены, и к делу снабжения населения предметами продовольствия будет привлечен частный торговый капитал.     Долгая война и владычество хулиганов истощили народные богатства, но и до сих пор у нас еще много хлеба и по Волге и в Сибири. Чтобы получить этот хлеб, чтобы победить голод, нужен только порядок, спокойствие и трудовая дисциплина. Новая власть твердо будет требовать беспрекословного выполнения всех своих распоряжений и будет беспощадно преследовать всех нарушителей правильного хода работ во всех учреждениях и предприятиях.     То, что произошло в Ярославле, произошло в тот же день и час по всему Поволжью. Мы действуем вместе с Сибирским 14 и Самарским 15 правительствами и подчиняемся общему главнокомандующему, старому генералу Алексееву. Северной армией командует старый революционер Борис Савинков. Москва окружена теперь тесным кольцом. Еще немного усилий, и предатели, засевшие в Кремле, разорившие страну и морящие народ голодом, будут сметены с лица русской земли. Все, кто способен носить оружие, пусть идет в Добровольческую армию. Как триста лет тому назад наши предки в высоком патриотическом подъеме сумели залечить раны растерзанной родины, так и мы в дружном порыве спасем нашу родину и наш народ от позора, рабства и голода.     Главноначальствующий, командующий Северной Добровольческой армией Ярославского района полковник Перхуров.     Заместитель, помощник главноначальствующего по гражданской части, член управления И. Савенков.      ПРЕДАТЕЛИ-ИЗМЕННИКИ     В рядах советских работников оказались форменные предатели и провокаторы. Работая под флагом поборников Советской власти, они тайно подготовляли почву для прихода белой гвардии. Тотчас же по вступлении ее в город эти подлые людишки открыто перешли на их сторону и приняли горячее участие в водворении белогвардейского режима. После пожара     Комиссар губернской гражданской милиции бывший прапорщик Фалалеев стал у них начальником одного из отрядов и принимал активное участие в действиях против советских войск.     Командир советского летучего конного отряда бывший прапорщик Баранов точно так же моментально присоединился к белогвардейской швали и лично обезоруживал свой же конный отряд, который раньше водил против врагов Советской республики.     Наибольшее усердие и зверство проявил начальник команды мотоциклистов бывший юнкер.-матрос Ермаков, предательским выстрелом убивший товарища Лютова, которого на автомобиле с несколькими красноармейцами сначала вызвали по телефону к гостинице Кокуева под предлогом поимки преступников.     Этот Ермаков как угорелый метался по всем советским войсковым частям и указывал белой гвардии, кого нужно взять и кто «неблагонадежен».     Не уступал ему в этом инспектор уголовной сыскной милиции Греков и меньшевик Мусатов, производившие обыски в квартирах советских служащих и разыскивавшие их по советским учреждениям.     Про сыщика Грекова рассказывают, что он не останавливался перед расстрелами женщин и детей.     В лагерь контрреволюции и белой гвардии перешли некоторые участковые комиссары милиции, командир автопулеметной роты Супонин с большинством пулеметчиков, а также выдающиеся правые эсеры и меньшевики.     В штабе белой гвардии работали: меньшевик Дюшен, бывший губернским комиссаром при правлении Керенского, член Государственной думы Савинов (меньшевик), правый эсер Кизнер, заведующий кассой мелкого кредита, сверхправый эсер Мамырин и др.     Секретарь профсоюза печатников меньшевик Богданов в первый день мятежа явился было на собрание железнодорожников, приветствовал их с падением власти большевиков и предлагал присоединиться и послать своих дружинников будто бы для охраны города; но когда его спросили, какая же будет новая власть, он уклонился от ответа и, едва набрав 100 человек, отправился с ними в город. Остальная масса железнодорожников, как и вся Корзинкинская фабрика, сразу же поняли, к чему все это клонится, и отшатнулись от провокаторских речей прислужников буржуазии и контрреволюции. ПОЛКОВНИК-РАЗВЕДЧИК     В военный комиссариат Ярославского военного округа за несколько недель до контрреволюции поступил на службу бывший начальник 12 запасной бригады полковник Лебедев.     Этот полковник, перешедший в лагерь контрреволюционеров, надев на себя солдатские лохмотья, пробирался к нашим позициям как разведчик. На вопрос патруля: «Кто идет?» — солдат скромно ответил: «Бывший полковник». Препровожденный в штаб Красной Армии, этот полковник был опознан, и все его предательские проделки раскрыты.   СУД НАД АКТИВНЫМИ УЧАСТНИКАМИ ЯРОСЛАВСКОГО ВОССТАНИЯ     Для расследования дел о мятеже в Ярославле была образована особоследственная комиссия.     Путем тщательных допросов и всестороннего расследования комиссия выделила из массы арестованных 350 человек, в большинстве бывших офицеров, контрреволюционеров и белогвардейцев.     Расследование доказало, что все эти лица являлись активными участниками и организаторами мятежа. Они стояли во главе заговора и имели связь с чехословаками.     Вся эта банда в количестве 350 человек по постановлению комиссии расстреляна.     Но еще до этого, вскоре после занятия города и задержания в театре вожаков мятежа, в состав которых входили почти исключительно бывшие офицеры, 57 человек было расстреляно на месте.     Сами главари — полковник Перхуров, а за ним и генерал Карпов и капитан Альшамовский — скрылись бегством, удрав на пароходе вверх по Волге.   РЕЗУЛЬТАТЫ ДОПОЛНИТЕЛЬНОГО РАССЛЕДОВАНИЯ     Часть участников ярославского восстания пробралась на Мурман, часть — к чехословакам, но немало из них разбрелось по окружающим городам и селам. Мало-помалу многие из них стали возвращаться обратно, предполагая остаться незамеченными. Но не всем это удавалось, ВЧК сосредоточила свое внимание на Ярославском округе, и скоро добрая половина из скрывающихся здесь белогвардейцев попала в руки Чрезвычайной комиссии.     Протоколы допросов этих участников восстания проливают некоторый свет на события в Ярославле, поэтому мы здесь приводим несколько показаний самих арестованных.   ПРОТОКОЛ ДОПРОСА НИКОЛАЯ НИКОЛАЕВИЧА РАБОТНОВА     «Во время начала мятежа я был в городе Ярославле, и когда начался мятеж, то я записался в белую гвардию по протекции Некрасова, полковника, который меня записал и взял к себе в отряд особого назначения, или, как он еще назывался, «Летучий отряд». Я работал в этом отряде до последнего дня мятежа. Я один раз получал жалованье в комендантском управлении белых и получил триста рублей. На обыски мне приходилось ездить с капитаном Будзило 16 и летчиком Кутейщиком; ездил я на Романовскую улицу, угол Романовской и Любимской улиц (белый дом), и по Власьевской улице, дом против номеров «Париж».     Винтовки, которые у меня нашли в количестве 5 штук я не знаю, откуда они появились в доме просвещения, почему они не были внесены в книги. Всех винтовок было 9 штук, но 4 из них взяли в «Поезд Карла Либкнехта», взял их комиссар Никитин заведующий поездом. Расписок на взятые винтовки в делах тоже не имеется. Владимирская улица после подавления восстания      Здесь, в городе Ярославле, сейчас находятся и служат белогвардейцы в конторе кооператива «Единение» — Юхотников Авенир Александрович (во время мятежа я его видел с винтовкой на Странецкой улице, и он мне говорил, что был на фронте возле почты); затем Горохов Алексей Михайлович, тоже служит в конторе кооператива «Единение», он говорил мне лично, что был на фронте и сражался возле Волжского моста у завода Жакова В губернском военном комиссариате сейчас служит некто Анбронов Николай, отчества не знаю, он занимается в комиссариате на должности помощника делопроизводителя в финансовом отделе. В горуездпродкоме служит некто Шкарников Николай, живет он в какой-то деревне за Волгой; но я его не видел и не знаю участвовал ли он в мятеже или нет, но думаю, что да, так как он был в школе прапорщиков».     Дополнительно опрошенный Николай Николаевич Работнов показал: «Я знаю, в кооперативе в конторе есть еще один белогвардеец Волков Сергей Николаевич, бывший поручик, он участвовал в мятеже, я его видел с винтовкой в руках, и он мне говорил, что был даже назначен начальником милиции 4-го участка. Затем есть белогвардеец, бывший прапорщик Новиков Борис, он участвовал в мятеже, я его видел. Теперь он уехал на фронт, но его отец живет здесь, в городе Ярославле, и служит управляющим фабрики Вахромеева, проживает при фабрике. Его адрес может дать рабочий комитет. Затем я видел не очень давно Жукова Михаила, участника мятежа; сейчас он, кажется, скрывается, но семья его живет по Рождественской улице в том доме, где кондитерская фабрика Кузнецова. Живут во дворе, в верхнем этаже (в 3-м и 4-м). Жукова этого я недавно видел в Ярославле. Отец его знает, где он живет. Больше пока показать ничего не могу. Показание читал и верно. Н. Работнов Опрос производил заведующий активной частью Губский».   ПРОТОКОЛ ДОПРОСА ГЕРМАНА ИВАНОВИЧА КОМИНА     Во время мятежа в городе Ярославле в июле месяце 1918 года я был в городе Ярославле, проживал все время в здании банка, но категорически заявляю, что никакого решительно участия в мятеже не принимал, несмотря на то что ко мне несколько раз подходили с предложениями участвовать в мятеже и даже угрожали оружием, но я все же сумел избежать этого. Добавляю только, что у белых, в бывшей нашей комнате, был продовольственный отдел, куда я и другие служащие ходили просить пищи, и нас заставляли выгружать подвозимые продукты. Я знал участников мятежа: Барковскую, поручика Майорова, Азанчеева, артиста Интимного театра, полковника Николаева, затем были какие-то женщины, которые были в продовольственном отделе, но я их не знал и не знаю, где они.     Более показать ничего не могу, показание читал и верно. Герман Иванович Комин     Дополнительно показываю, что во время мятежа я служил в штабе Перхурова в продовольственном отделе на должности приемщика продуктов; поступил я на эту должность добровольно и был там до последнего дня мятежа; расписка, имеющаяся в делах ярославского мятежа, была подписана действительно мною, по этой записке я получил три ящика махорки из кладовой, которая находилась в конюшне, то есть под навесом, где раньше стояли лошади.  Уборка трупов     В Ярославле я знаю белогвардейца Беляева Константина (Пошехонская улица, лавка б. Сальникова, флигель во дворе), он был на фронте у белых; он сейчас в Красной Армии на фронте, был он раньше в 7-м советском полку; затем знаю Муратова Александра Михайловича, который приходил несколько раз в штаб с винтовкой. Он служит в обществе потребителей «Единение», в конторе. Затем Хватов Леонид (наверное, не знаю имени), он служит в губвоенкоме, дом просвещения (бывший Интимный театр); его я лично не видел во время мятежа, но слыхал от Александра Михайловича Муратова; затем Работнов Николай Николаевич, заведующий домом просвещения при губвоенкоме, об этом говорил тоже А. М. Муратов; Мушников (имени не знаю), он скрылся, и не знаю, где он; затем знаю Холмовского Евгения, бывший кадет; где находится на службе, не знаю, но несколько раз видел в городе недавно; Александровича, бывший ученик; затем знаю Слежинскую (ее же фамилия Гнилокмикина), служит она в кинотеатре «Аквилия», контролершей у белых, служила в продовольственном отделе при штабе Перхурова; затем я знаю бывшего офицера, прапорщика Зарытие трупов     Константина Киселкина, он заведовал в штабе Перхурова выдачей обмундирования и снаряжения и служил в кожевенном комитете; затем знаю, что в штабе Перхурова занимались по гражданской части домовладельцы Лопатин Адольф (по сведениям, в Рязанской губернии), Мешковский.     Более пока показать ничего не имею, показание читал и верно, но только добавляю, что получил у белых жалованье один раз — двести сорок рублей. Герман Иванович Комин».     Дополнительно опрошенный гражданин Герман Иванович Комин показал: «Я знаю еще одного участника мятежа, прапорщика Сменцовского Полиена, который участвовал в организации белых с января месяца 1918 года и был во время ярославского мятежа командиром отряда; семья его живет в ограде церкви Варвары Великомученицы, отец Сменцовского поет в хоре архиерейском; самого Сменцовского я видел после мятежа, проживавшего дома у отца, но последнее время я его не видел. Затем я знаю двух братьев Добровольских — одного Сергея и другого «Адю»; во время мятежа они оба приходили в штаб Перхурова за справками и поручениями, что повторялось ежедневно в продолжение 14 дней мятежа; проживают Добровольские у отца по Всехсвятской улице (дома не знаю); Андрей Добровольский служит в Красной Армии, ранен и собирается на Украинский фронт в качестве помощника... Сергей Добровольский служит в отделе по восстановлению города Ярославля. Затем знаю двух прапорщиков Симахиных: одного из них зовут Николаем, другого не знаю; у них есть брат гимназист, младший их брат; у них есть родители, проживают, не знаю где, они участвовали в мятеже, за исключением младшего гимназиста, и сражались на фронте. Одного из прапорщиков Симахиных — Николая — я видел здесь, в городе Ярославле, с месяц тому назад. -Знаю также прапорщика Никольского, который у белых был командиром какого-то артиллерийского взвода; я его видел тоже с месяц тому назад, и он уехал на фронт артиллеристом (на какой фронт, не знаю, но где-то служит начальником артиллерии). Затем знаю Марию Константиновну Дунаеву, она развозила продукты для белогвардейцев на участки (боевые), живет она где, не знаю, но служит в конторе кооператива «Единение»; возила она продукты на грузовом автомобиле и возвращалась обратно. Бывала часто в штабе Перхурова. Затем знаю еще Павла Николаевича Добротина — штабс-капитана, который командовал участком белых у завода Жакова; он скрылся, куда — не знаю, и служил раньше в отделении государственного банка. Затем был еще некто прапорщик Котомин, имени я его не знаю; я его видел с винтовкой в руках, ходившего по улицам. Где он в настоящее время, я тоже не знаю. Затем должен сказать, что здесь, в Ярославле, проживает некий Александрович Александр, он бывший реалист, у белых он был караульным при воротах в штабе Перхурова.     Более показать ничего не имею. Читал и верно: Герман Иванович Комин.     К показанному мною выше добавляю: мне известно, что в Конском запасе служит бывший фабрикант Жаков, сын которого был участник мятежа в городе Ярославле, офицер, он находится в настоящее время на Украине в белогвардейских рядах. Потом знаю, что в гублесе служит Сакин, бывший купец, владелец мануфактурного магазина.     Показания читал: Герман Иванович Комин, 22 сентября 1918 года»   ПРОТОКОЛ ДОПРОСА ВЛАДИМИРА ДМИТРИЕВИЧА МОРОЗОВА, 18 ЛЕТ     «Приблизительно в ноябре 1917 года зашел на квартиру к своему товарищу Виталию Шестову (юнкер, в октябре дрался против революционных войск в Москве), проживает по Татаринскому переулку, дом Тогилевского, который и предложил мне вступить в конспиративную организацию, причем сказал, что организация задается целью свержения большевизма; я изъявил согласие и был Шестовым записан. Во главе организации стоял Александр Александрович Кологривов; организация была разбита на пятерки, таким образом, каждый знал только пять человек; в нашем «пятке» состояли: Морозов, Плотицкий Иван, Васюнкин Алексей (семинарист), Несогижский Николай (юнкер) и командир Шестов. Занятия у нас происходили за рекой Окой, в сарае. Числа 3—4 июля в Калуге на улице я встретил Ивана Плотицкого, который предло- Винтовки, брошенные белогвардейцами жил мне поехать в Ярославль, говоря, что на днях там должно быть восстание. Я согласился и получил от него же 750 рублей. Вечером того же дня отправился вместе с Иваном Плотицким в Ярославль. По приезде в Ярославль я встретил знакомых мне по Калуге офицеров — Геяровского, полковника, Ивановского, Кошкарева (офицер), Афончикова (офицер), братьев Клонатских. Я и Геяровский остановились в гостинице на Власьевской улице и на следующий день пошли на бульвар. На бульваре Геяровский меня на некоторое время оставил одного, а по возвращении сообщил, что сегодня в ночь будет выступление, для чего нужно пойти на кладбище.     Ночью, придя на кладбище, мы застали там человек 30, где к нам подошел какой-то человек и сказал: «Подождите, сегодня, может быть, начнется». С кладбища мы скоро ушли на пристань и уехали на Колбу в монастырь, где и пробыли до воскресенья, и, когда приезжающие пассажиры нам сообщили, что в Ярославле переворот, я, Плотицкий и Геяровский поехали в Ярославль. В Ярославле я все время мятежа был в охране на пристани и ходил часто в штаб за продуктами. Геяровский находился в карауле окружного суда. Какую должность занимал Плотицкий, мне неизвестно. Кто из находящихся в Коровниках принимал участие в мятеже, я не знаю. Подписал: Морозов.     В Ярославле получил жалованье триста пятьдесят рублей от командира охраны (полковника). Подписал: Морозов».   ПРОТОКОЛ ДОПРОСА НИКИТИНА     Я, нижеподписавшийся, прапорщик Никитин Виктор Васильевич, участвовал в отряде поручика Соколова рядовым бойцом, между мельницей Вахромеева и Американским мостом, получил авансом 100 рублей. В субботу вечером в Урочских железнодорожных мастерских был митинг, на котором выступали правые эсеры и меньшевики, и [в] главных Яр[ославских] и Урочских мастерских, на котором призывали к выступлению для свержения Советской власти. В воскресенье вызвали меня из квартиры пришедшие два офицера и велели явиться в штаб Северной Добровольческой армии, куда я и явился после обеда и был направлен в вышеупомянутый район, в котором я и находился до последнего момента. 25 июля 1918 года. Виктор Васильевич Никитин   ПОКАЗАНИЯ СВИДЕТЕЛЯ ПУТКОВА ПО ДЕЛУ КОНСТАНТИНА НИКИТИНА     10 марта 1919 года, г. Ярославль.     Член следственной коллегии при губчрезвычкоме допрашивал нижепоименованного в качестве свидетеля.     Путков Петр Филиппов показал:     «Я повторяю, что предъявленный мне вами сегодня, называемый Константином Константиновым Никитиным есть действительно та самая личность, которая в первый день мятежа в городе Ярославле, когда я был арестован при каземате управления милиции 1-го участка, привел сюда Нахимсона, и затем вскоре при мне, обратившись к Нахимсону со словами: «Выходи, еврейская морда», вывели его во двор, держа наготове револьвер. Через 5 минут после этого раздались 2—3 выстрела. Из окошка каземата, выходящего во двор, мне было видно, как его здесь расстреляли и затем оттащили в расположенный рядом со двором садик. Я не могу ошибиться, что называемый вами Константином Никитиным и предъявленный сегодня мне есть то лицо, которое принимало такое деятельное участие в расстреле Нахимсона. Только ранее он был без бороды и более бодрый, чем теперь. Более объяснить ничего не могу. Кто были соучастники Никитина при расстреле Нахимсона и кто из них расстреливал его, не видал, но только распорядителем в данном случае был Никитин. Петр Филиппович Путков».   ПРОТОКОЛ ДОПРОСА АЛЕКСАНДРА МИХАЙЛОВИЧА МУРАТОВА     Во время мятежа я находился в городе Ярославле все время и в первый же день был остановлен белогвардейцами, которые доставили меня на квартиру, где я живу и сейчас; на квартире я находился до понедельника, то есть 3-го дня мятежа, когда начались в городе Ярославле пожары и в то время образовались питательные пункты, где я и работал с самого первого дня до конца мятежа; я развозил продукты по питательным пунктам и спасал товары, которым угрожала опасность от пожара. Я был вооружен винтовкой, которую получил в штабе Перхурова; в первый раз, когда я ездил с продуктами, их расхищали, и вот заведующая продовольствием белых Барковская предложила взять мне винтовку, которую я и получил в штабе по записке Барковской, все остальное время я и ездил с этой винтовкой на грузовом автомобиле с продуктами. В штабе я имел дело с Барковской, которая давала удостоверения на право вывоза товаров и продуктов.     Здесь в настоящее время, в городе Ярославле, я знаю белогвардейцев Работнова Николая Николаевича, который служит заведующим домом просвещения при губвоенкоме, он был с винтовкой, я его видел на улице ежедневно, даже ехавшего на автомобиле. Заходил он в кооператив «Единение». Он был в команде особого назначения белогвардейцев, на его обязанности было производить обыски и аресты у граждан и большевиков; лично он мне говорил, как он делал обыски у граждан в разных местах. Командиром этого особого отряда был полковник или подполковник Некрасов, который расстрелян. Затем я знаю еще Хватова Леонида Андреевича, который тоже служит в доме просвещения при губвоенкоме. Он, Хватов, был одно время на службе вместе с Работновым в особом отряде. Затем охранял какое-то имущество белых в Екатерининской гимназии; его я видел с винтовкой неоднократно с Работновым, разъезжающими на автомобиле. Дальнейшей его службы не знаю, так как мало с ними знаком. Комкотин (Колкотин) Павел участвовал тоже в мятеже, был вооружен винтовкой, где он служит сейчас — не знаю, но недавно его видел в Ярославле с красноармейской звездой. Маркелов Николай тоже был в белой гвардии, гулял с винтовкой, служит он сейчас в коллегии по устройству города Ярославля. Добржинский, сын домовладельца, дом его по Власьевской улице, дом 55 или 53, его я видел в штабе Перхурова, вооруженного винтовкой, он бывший гимназист, находится в Ярославле. Ему лет 20, брюнет, полный, ходит в гимнастерке защитного цвета и таких же шароварах защитного цвета, в фуражке и в ботфортах.     Более показать пока ничего не имею, показание читал А. Муратов.   [ПРИГОВОР ЯРОСЛАВСКОЙ ГУБЧЕКА]     Дополнительное следствие, произведенное Ярославской губернской чрезвычайной комиссией, дало материал для привлечения к ответственности 65 лиц.     Из них, сообразно роли каждого из них в ярославском восстании, приговорены: К   р а с с т р е л у:     1) Колчанов Николай Павлович     2) Мякин Владимир Николаевич     3) Морозов Владимир Дмитриевич     4) Шувалов Константин Андреевич     5) Шувалов Александр Константинович     6) Павлов Александр Александрович     7) Фисун Филипп Кириллович     8) Никитин Виктор Васильевич     9) Никитин Константин     10) Добротин Леонид Николаевич. К   к о н ц е н т р а ц и о н н о м у   л а г е р ю   н а   р а з н ы е   с р о к и:     1) Шувалов Константин Константинович     2) Работнов Александр     3) Кулер Оглы     4) Нехотников Ав. Алекс.     5) Беляев Константин Александрович     6) Беляев Леонид Александрович     7) Старков Евгений Ил.     8) Зозульский Федор Ефимович     9) Курочкин Владимир Васильевич     10) Киселкин Константин Алекс.     11) Мельников Константин Иванович     12) Муратов Алекс. Михайлович     13) Дунаева Мария Константиновна     14) Соломонов Иван Макарович     15) Апраксин Егор     16) Соколов Николай Николаевич     17) Хватов Леонид Андреевич     18) Байбородин Анатолий     19) Слежинский Ал. Владимирович     20) Ломтев Алекс. Константинович     21) Трейлиб Генрих Иванович. В ы с л а н ы   и з   п р е д е л о в   Я р о с л а в л я   п о д   н а д з о р:     1) Кролин Николай Николаевич. П р и м е н е н а   а м н и с т и я:     1) Ядров Михаил Иванович     2) Смольский Алекс. Адамович     3) Кисляков Михаил Семенович     4) Кузьмин Николай Алекс.     5) Степанов Map. Александр. О с в о б о ж д е н ы   к а к   н е с о в е р ш е н н о л е т н и е:     1) Ковальский И. Влад.     2) Колышкин Ив. Евграфович     3) Соловьев Марк Иванович     4) Крылов Сергей Дмитриевич.          Все остальные за недоказанностью обвинения освобождены. Лацис (Судрабс)           Примечания 1 В тексте книги ошибочно указана дата «1919 года». 2 Привислинский край — так назывались в России в 1867—1917 годах 10 губерний, входивших в Царство Польское (Польское генерал-губернаторство). 3 В тексте книги ошибочно «Николаева». Николаев — следователь, допрашивавший Тагунова. 4 В тексте книги ошибочно «карательную». 5 Имеется в виду послание патриарха Тихона к верующим от 19 января 1918 года с нападками на Советскую власть, большевиков, которых он называл «безбожными властелинами тьмы века сего». Тихон предавал их церковному проклятию (анафеме). Он призывал верующих не вступать в какое-либо общение «с извергами рода человеческого» и «если нужно будет и пострадать за дело Христово» (см.: Церковные ведомости. 1918. № 2. С. 11 —12). 6 Волостной Совет. 7 В тексте «Кранов». 8 Так в тексте. 9 В тексте книги ошибочно написано «при возможности сего». 10 Речь идет о 26-й дивизии 5-й армии Восточного фронта. 11 Ютаза — железнодорожная станция на территории Татарской АССР в 52 километрах к востоку от Бугульмы. 12 Так в тексте книги. 13 Имеется в виду штаб Ярославского отряда Северной Добровольческой армии. 14 Имеется в виду пришедшее к власти в Томске в июне 1918 года контрреволюционное «Временное сибирское правительство» во главе с П. В. Вологодским, бывшим кадетом, примкнувшим к правым эсерам. «Правительство» аннулировало декреты Советской власти, распустило советские организации, ввело смертную казнь. В начале ноября 1918 года передало свои полномочия Уфимской директории. 15 Речь идет о Комитете членов Учредительного собрания (Комуч, «Самарская учредилка») — антисоветском эсеровском «правительстве», образованном в Самаре 8 июня 1918 года после захвата ее белочехами. Власть Комуча распространялась на Самарскую, Симбирскую, Казанскую, Уфимскую губернии и часть Саратовской. Комуч признавали в качестве «правительства» оренбургское и ураль­ское казачество. После образования в сентябре 1918 года Уфимской директории Комуч был преобразован в «Съезд членов Учредительного собрания». В декабре 1918 года был распущен Колчаком. 16 В тексте книги «Будзи...». Сверено по архивным материалам. к оглавлению назад < ^ > вперед